Это был сон… Уральская сага

Дядя — племяннику:
вот что, дражайший наш писатель Анатолий
Васильич… если ты про нас не напишешь,
считай, что нас  и на свете-то не было…

0.

Моя мать Елизавета Михайловна Подосёнова (1918–2002) родилась в крепкой крестьянской семье, на Урале, через год после революции 1917 года, её отец и (соответственно мой дед) жил тогда в большом селе Филипповка, что стоит на горбу легендарной горы в окрестностях заштатного городка Кунгур, примерно в ста километрах на юг от губернской Перми.

Та волшебная гора, как кит из сказки Ершова, однажды проглотила целиком исполинскую кунгурскую ледяную пещеру — дворец Снежной королевы с колоннами льда и озерами.

Кунгур-городок стоит сразу на четырёх речных берегах, в точке слияния Сылвы и Ирени. Ирень — узкая змеиная быстрая глубокая холодная речка, Сылва наоборот — широкая плавная река. Когда мы приезжали к вечеру из Перми, в гости к любимой бабушке (два часа на поезде), то мамин брат, мой обожаемый дядя Коля — сельский электрик — перевозил нас от своего дома на берегу через Сылву на вёсельной лодке, целых десять минут! Эй! Я пытаюсь поймать рукой водоросли в глубине. Они похожи на зелёные волосы русалки… Лодка утыкается кованым носом в галечный плёс, рыжая дворняга Пальма первой прыгает из лодки на мелководье и лает от счастья, мама и я (мне семь лет) торопимся вверх по узкой каменной тропе в расщелине в навесах из папоротника.

Бабушкин дом стоит как раз на макушке той колдовской пещерной горы, на виду у порушенной церкви, тропа идёт от реки прямо к воротам во двор, в окнах горит электрический свет, и ах… пахнет ароматом русской печи… ура, бабушка приготовила шаньги! Я дёргаю дверное кольцо, бегом по белым плитам известняка и скок! на крыльцо, вот тёмные сени, вот тяжеленная дверь (обита овчиной) и первым вбегаю в дом и — ах — попадаю в объятия бабушки Веры, она вкусно целует меня, от её рук пахнет сдобой к вечернему чаю, она похожа на пышную бабу-куклу, которой в деревнях на Урале накрывают чайник с заваркой на столе, чтоб подольше хранил тепло. Сахар же подают в сахарнице как деликатес, никакой городской пыли! это только крупный сахар кусками, а откалывать нужно понемножку серебряными щипчиками. И ам… в рот, чай у бабушки пьют только вприкуску.

Короче, для меня, городского мальчишки, приезд в деревню чистое счастье.

 

1.

Историю нашего рода я узнал только лишь лет через пятнадцать–двадцать, когда уже учился на филологическом факультете Пермского университета.

А рассказал её мне один-единственный знаток нашего рода, мамин брат Владимир Михайлович Подосёнов.

Это его слова я поставил вместо эпиграфа:

Не напишешь про нас — про родню — считай, что нас и на свете-то не было…

Откуда мы?

Мы из Поморья, с берегов Белого моря, из Архангельска. Там, на Русском Севере, никогда не было крепостного права, наш прапрадед и прадед из рыбаков, свободные смелые люди. Почему смелые? Потому что фамилия наша Подосёновы на языке поморов значит: это те, кто выходит в море под осень, когда море очень опасно, беднота, но смельчаки, отчаянные головы.

Когда в десятые годы ХХ века в России начались реформы Столыпина, прадед наш, Сергей Подосёнов, решил оставить зыбкий рыбацкий промысел, стать хлебопашцем и перебраться на Урал. В итоге вся его многодетная семья, прибавьте сюда и родню (ехало из Поморья сразу несколько семей) была охотно принята кунгурским земством и крепкой общиной села: работяги, верующие, сильные люди всегда нужны (поморы не пьют).

Филипповка — феноменальной красоты село на высоком берегу Сылвы, я был в Швейцарии, поверьте на слово, тут ничуть не хуже, чем в Монтрё, где обосновался Набоков.

На макушке горбатой кит-горы — гор сразу три: Богатая, Подосёновская, Кирьяковская — белый храм в честь святого Филиппа, за деревней поля до горизонта, волнами идут перелески, дубравы, вересковые леса, поляны ромашек ростом по пояс. На реке песчаные острова, от берега вплавь пять минут! — рай для мальчишек, а вдоль реки бредут в тумане белые каменные громады сторожевых камней: самый близкий к селу, отвесный камень у станции Чикали. Тут река делает поворот, и на правом берегу стоит советский Дом отдыха для уральских рабочих «Песчанка» — вот уж самое место для набоковского отеля «Палас»: дивный пологий откос зелёного берега, а вокруг на склонах вересковых лесов и на солнцепёке земляничных полян уйма бабочек…

Строили сразу несколько домов.

Два брата — мой дед Михаил Подосёнов и его младший брат Фёдор Подосёнов строили по согласию один общий большой дом с расчётом на близкую женитьбу, в правой половине обосновался старший, в левой половине — Фёдор.

Вот этот домина и есть дом моего детства.

Два двора, два крыльца, две русские печи, левый хлев и правый, две бани, только общая крыша и поперечная стена. В ней было прорублено окошко с откидной кожаной крышкой: открыл — и говори с роднёй, проси соль или колотого сахарку для чая… меня эта заслонка буквально чаровала.

Домину с лица окружал палисадник с мальвами, георгинами и подсолнухами. Тыл обнимал исполинский общий огород двух семей. Чернозём для огорода привезли с полей во время стройки.

Перед воротами проходила дорога на Кунгур.

Никакой грязи! Вместо земли сплошной камень, затянутый парчой узорного папоротника.

Тут на краю речного обрыва до революции стоял поклонный крест.

Кунгур как на ладони, маковки семи церквей, три пирога-монастыря, перекрестись, путник, встань на колени, глотни холодной водицы…

Замечу, дом братьев-поморов строила община Филипповки бесплатно, ставили сруб — не поверите, за неделю! — работали сразу десять–пятнадцать плотников. А всего в уральском селе жило больше трёхсот крестьян.

Россия в 1910 году шла на всех парах в лидеры земшара.

Но рай скоро кончился.

Читать дальше в Журнальном зале...

Номер: 
2019, №10