Послесловие к первой любви: Cтихи

Carmina

Первая строчка, строго говоря, наугад
ставит на место Бога глиняный агрегат,
коему безотрадно собственное перо —
лишь бы себе обратно заполучить ребро.

Вроде хвоста кометы, скунса etc.,
первая строчка метит шельму. Значит, пора
клянчить себе отсрочку — как бы инкогнито.
После последней строчки будет сам знаешь что.

Место и время. Дистих избран как озорство.
Соблюсти их единство тяжелее всего.
Видимо, для кентавра стоика и хлыща
слаще венок из лавра, нежели из плюща.

Кажется слишком пресен искус рифмы низать,
томик последних песен, ставших тому назад
лозунгом опоздавших (время такой шутник!),
попросту не издавших вовремя первых книг.

Значит, пора вместиться без остатка в тетрадь,
как-нибудь отшутиться, попросту доиграть —
сделав плохую мину при никакой игре —
эту свою carmin’y о не своем ребре.

Это большое тело столько-то лет тому
пело, когда хотело, вглядывалось во тьму
и отвечало лаской лицам, склоненным над,
или зубовным лязгом — перечню их утрат.

Автор, послушный телу, данному задарма,
не выбирает тему — тема идет сама.
Автор, покорный слову, сказанному Самим,
внидет в его основу, сделав слово своим.

Тешься победой мнимой! Тягостен, как вино,
даже приход любимой. Поздно, но так оно
и происходит: в бронзе давнего неглиже
город тебе подбросил очередной сюжет.

Музыка отлучилась в я-не-скажу-куда.
Попросту облачилась формой живого льда.
Старый и мудрый мастер, молча сменив окрас,
предпочитает маске зеркало без прикрас.

Номер: 
2001, №4