Узловая станция русской литературы: выпускники и преподаватели Литинститута о Горьком
Максим Горький – настолько грандиозная фигура в отечественной словесности, что равнодушных среди современных писателей к ней нет. Это тот случай, когда «время рассудило» верно. Остались не только книги, но и дела Горького: Литературный институт имени А.М. Горького, ИМЛИ РАН им. А.М. Горького, биографическая серия «ЖЗЛ», журнал «Роман-газета»... Да и наша «Литературка» была возобновлена в 1929 году именно Алексеем Максимовичем. Всего, сделанного этим подлинным титаном, не перечесть. Но зато можно перечитать его произведения, поговорить о том, насколько Горький интересен сегодняшним читателям.
Мы начинаем, точнее, продолжаем давно начатый разговор о Горьком, который, конечно, не закончится и после празднования его 150-летия. В связи с этим задаём писателям и литературоведам два вопроса:
1. Как вы оцениваете значение Горького в мировом литературном контексте?
2. Что для вас лично главное в Горьком?
Алексей Варламов, ректор Литературного института имени А.М. Горького
1. Пушкин когда-то замечательно сказал о Ломоносове: «Он создал наш первый университет, он, лучше сказать, сам был университетом». Нечто похожее можно отнести и к Горькому – фигуре по своему масштабу и сыгранной в истории России роли, а также по своему происхождению и поразительному взлёту человеческой судьбы – с сыном архангельского мужика сопоставимой. Горького можно любить и не любить, по-разному оценивать его политические и общественные взгляды, его отношения с современниками, соглашаться или не соглашаться с теми или иными высказываниями – одно невозможно: обойти его, не замечать, вычёркивать. Нечто похожее у нас, правда, пытались осуществить в девяностые, но не преуспели. Не на того напали. Другое дело, что рисовать с Горького икону, приглаживать, причёсывать, отливать в бронзе так же бессмысленно, как и закатывать в асфальт забвения. Он был очень живой, очень страстный и противоречивый человек, тот самый матёрый человечище, как называл с его слов Ленин Толстого, и все мы со школы это помним. Горький тоже был глыбой. Невероятно популярный при жизни, известный всему миру и до сих пор один из самых востребованных драматургов, он в равной степени интересен и своим творчеством, и биографией. А ещё поразительным кругом знакомств. Толстой, Чехов, Бунин, Шаляпин, Ленин, другой Толстой, патриарх Тихон, Есенин, Булгаков, Платонов, Сталин, Ромен Роллан, иеромонах-расстрига Илиодор, Леонид Андреев, Бухарин, Анна Вырубова – кто ещё в русской истории мог похвастаться таким широким охватом? Горький – это узловая станция русской истории и литературы, через которую каждый день проходили десятки поездов. Он по-прежнему до конца не изучен, не понят, не оценён, не прочитан нами в полной мере. Его заслуги перед русской интеллигенцией огромны. Он создал в годы Гражданской войны «Дом искусств» в Петрограде и комиссию по улучшению быта учёных (КУБУ), которая спасла от голодной и холодной смерти тысячи жизней. Некоторые из его книг («О русском крестьянстве», например) ужасны – недаром так не любил Горького Шукшин. Он помогал Леонову и Федину, но в какой-то момент устранился от помощи Булгакову и Платонову. Не защитил Павла Васильева. Его можно бесконечно подвергать пристрастному суду потомков, но как заметил когда-то Павел Басинский, судить Горького –дело нехитрое, гораздо труднее его понять. Это и в самом деле трудно. Чего он в конечном итоге хотел, чего добивался, к чему стремился? В начале своей литературной карьеры, молодой, неуклюжий, он написал знаменитые строки о том, что в жизни всегда есть место подвигу. А несколько десятилетий спустя другой замечательный писатель Венедикт Ерофеев воскликнет: я согласился бы жить на свете вечно, если бы мне показали место, где не всегда есть место подвигу. И это здорово, что мы имеем именно такую историю литературы и историю вообще, которую, как и Горького, нельзя оскоплять и лакировать в угоду любым идеям – либеральным, консервативным, левым, правым. Горький – это наш иероглиф, его нельзя перевести без потери смысла.
2. И теперь уже не как пристрастный читатель и историк литературы, Горькому благодарный и на Горького сердитый, а порой и злой, но как ректор Литинститута могу сказать совершенно точно: кабы не он, не было бы нашего института и сколько бы тогда потеряла, не досчиталась русская литература. Он Литературный институт выпестовал и сделал таким, какой он сегодня есть, – свободным, весёлым, талантливым. Это благодаря ему, у нас мирно уживаются реалисты и постмодернисты, коммунисты и антисоветчики, бродяги и домоседы, атеисты, агностики и православные фундаменталисты. И никто ни на кого не давит, не изгоняет, а в почёте одно – талант и любовь к литературе, к слову, к книге. Горький – наш товарищ, наш домовой, покровитель и заступник перед сильными мира сего.
Сергей Федякин, писатель, литературовед, доцент Литературного института имени А.М. Горького
1. Литературная судьба Горького и судьба его творческого наследия исказили образ писателя. «Песня о Буревестнике», «Макар Чудра», «Песня о Соколе», «Старуха Изергиль» (как и многие другие произведения из ранних) заслонили подлинного Горького. Современники – и не только в России – слишком ценили в нём «протестность», чтобы разглядеть главное. И когда после Достоевского, Толстого, Чехова пытаешься читать горьковских «буревестников», избежать разочарования невозможно. Лишь прикасаясь даже не к зрелому, а позднему творчеству писателя, начинаешь ощущать и подлинное его значение. Лучший Горький – тот, которому «за пятьдесят». В его знаменитой трилогии выразительны и «Детство» (1914), и «В людях» (1916). Но подлинная творческая свобода ощутима только в книге «Мои университеты» (1923). Появляется тот воздух, то «дыхание прозы», которые и делают Горького по-настоящему мировым писателем. Настоящее его «зарубежное» открытие – дело будущего (если к тому времени ещё сохранится читатель).
2. Горький слишком часто увлекался «идеями», но редко мог с ними совладать. Роман «Исповедь» (1908) – это несколько начальных страниц, от которых испытываешь восторг, и после – длинное повествование, выразительное в эпизодах и утомительное в целом. Но с начала 1920-х (примерно) – в писателе всё чаще берёт верх художник, который – мучимый любопытством – словно бы подглядывает за современниками. Здесь Горький становится художником необыкновенным, иной раз – единственным. Книга, перевернувшая представление о писателе, – «Заметки из дневника. Воспоминания». Очерки «Городок», «Пожары», «Испытатели», «Люди наедине с собой» и многое другое – это забыть невозможно.
В «большой» прозе повествователь всё-таки устаёт: «Жизнь Клима Самгина» сильна в любых случайно выбранных страницах и монотонна, когда её читаешь долго. Но рассказы 1920-х, «Заметки из дневника» и то, что сопутствовало им («О вреде философии», «Проводник» и т.д.), – эту прозу можно перечитывать и перечитывать.
Михаил Визель, литературный обозреватель, шеф-редактор портала «Год литературы»
1. Вопрос этот не так прост. Да, после постановки «На дне» волжский автор стал мировой знаменитостью, с 1918 по 1933 год его имя четырежды фигурировало в негласных «шорт-листах» Нобелевской премии. Но что можно сказать о его «значении в мировом контексте» сейчас, в XXI веке? Есть писатели «с контекстом», и есть – без него, и это не значит, что вторые обязательно хуже первых. Скажем, совершенно очевидна новаторская роль Достоевского, создателя полифонических романов, без которого не было бы Кафки и Фолкнера, или Чехова, первым предложившим театру пьесы, в которых как бы «ничего не происходит», без которого не было бы всей драматургии XX века. Но в чём мировое значение Пушкина? Он «всего лишь» создатель современной русской литературы, но в мировом контексте – один из национальных реформаторов первой половины XIX века, перешедший от романтизма к реализму. Мне кажется, Горький ближе ко вторым. Горький – «наш», со всеми нашими противоречиями и революционными перехлёстами, вроде спонсирования «Искры». В мировом же контексте Максим Горький – один из «новых голосов», пришедших в начале XX века в литературу не из дворянских гнёзд и не из элитных университетов, а из народной – без всяких кавычек – гущи и привнесших опыт, писателям предыдущих поколений недоступный. Как Гамсун, а позже – Ремарк, Хемингуэй.
2. То, что Горький личным примером доказал: для русского писателя нет ничего естественнее, чем жить в Италии! Впрочем, до него это уже продемонстрировал Гоголь… Если чуть серьёзнее, для меня, как для выпускника Литинститута имени Горького и ведущего литературных курсов, главное, пожалуй, то, что Максим Горький очень серьёзно относился к писательству как к профессии. Литературный институт был создан по инициативе Максима Горького и до сих пор несёт на себе отпечаток его новаторского подхода.
Роман Сенчин, писатель
1. Насчёт Горького в мировом контексте ничего толкового сказать не могу. Я не знаю, какие русские писатели сегодня популярны и значительны в мире. Ну, за исключением Достоевского–Толстого–Чехова. Горький, уверен, далеко не в первых рядах у нынешних славистов, а тем более у простых читателей. Впрочем, и в России его читают очень мало.
2. Для меня лично в Горьком главное – его энергия и всеотзывчивость. Таких фигур в нашей литературе очень мало. Тут значение имеет не столько талант, сколько открытость миру, другим людям. Он часто бывал резок в оценках и суждениях, грубил (что сам за собой признавал), поучал, но в то же время помогал, выручал, давал полезные советы, спасал. В том числе помогал и спасал своих заклятых врагов или чуждых эстетически и политически литераторов вроде Буренина, Розанова, Ремизова…
И никуда не денешься от трагедии Горького. Он пытался создать новую, созидающую литературу, но в общем-то остался в рамках критического реализма. Его попытки созидающих произведений вроде «Матери» вряд ли могут считаться удачными. Интересно, что Горький практически ничего не написал об эпохе социализма, хотя и прожил в ней почти двадцать лет (впрочем, большую часть этих двух десятилетий находился за рубежом).
В одном из писем, кажется 1929 года, Горький признавался: «Суть в том, что искреннейше и непоколебимо ненавижу правду, которая на 99 процентов есть мерзость и ложь. Вам, вероятно, известно, что, будучи в России, я публично и печатно, и в товарищеских беседах выступал против «самокритики», против оглушения и ослепления людей скверной, ядовитой пылью будничной правды. Успеха я, разумеется, не имел. Но это меня не охлаждает, я знаю, что 150 млн. массе русского народа эта правда вредна и что людям необходима другая правда, которая не понижала бы, а повышала рабочую и творческую энергию. Такая правда, возбуждая доверие человека к воле своей, к разуму, уже посеяна в массе; она даёт превосходные результаты».
Но сам Горький как художник такой правды не создал и умер, по-моему, несчастным, разочаровавшимся человеком, при этом обязанным сохранять бодрый взгляд и манеры главного советского литератора. И писал «Клима Самгина», которого в финале растаптывает революционная масса. Эта огромная и трудночитаемая повесть, по сути, главное и при этом самое беспросветное произведение Горького.
На сайте "Литгазеты" можно прочесть ответы председателя Союза писателей России Николая Иванова и секретаря СП России Ларисы Барановой-Гонченко, председателя СП Алтая Бронтоя Бедюрова, писателей Александра Боброва, Льва Данилкина и Захара Прилепина, главного редактора "Роман-газеты" Юрия Козлова и заместителя главного редактора "Нашего современника" Александра Казинцева.
