Эудженио Монтале. Из пяти книг

Автор этой публикации выбрал для нее стихи из пяти книг Монтале, начав со второй и третьей книг поэта, признанных вершинами его творчества. «Обстоятельства», вторую свою книгу, Монтале посвятил И. Б. — Ирме Брaндeйс, американской итальянистке, не единственной, но, быть может, главной, женщине в его жизни, с которой он познакомился во Флоренции в 1933 году и которая вынуждена была покинуть Италию в 1938 году после принятия в стране фашистских законов «о чистоте нации» (Ирма была еврейкой). Хотя книга вышла из типографии в октябре 1939 года, вскоре после начала Второй мировой войны, близость катастрофы угадывается в трагических строках «Новых стансов» о предстоящей разлуке с любимой. Именно в «Обстоятельствах» у Ирмы появляется божественный двойник, спасительный ангел, своего рода Беатриче. Имя этого ангела, Клития, навеяно греческим мифом: юная дочь Океана и титаниды Тефиды, безнадежно влюбленная в Гелиоса-Солнце, не могла оторвать глаз от возлюбленного и поворачивала голову вслед за движущимся солнцем, превратившись в гелиотроп — цветок, чей венчик в своем движении следует за светилом.

В одном из писем к Ирме Монтале объяснял свою скромную плодовитость как поэта бедностью фантазии, отсутствием творческих импульсов вне событий, связанных с его жизнью, обстоятельства которой, случайные или не случайные, либо опережали память, либо находили в ней отражение. В калейдоскопе памяти предмет юношеской любви Аннетта (Арлетта) «уживалась» с Ирмой, которой в свою очередь предстояло «уживаться» с другими женщинами, оставившими след в поэзии, а значит, в жизни Монтале. В перевернутом бинокле памяти шумный парижский велодром «Буффало» соседствовал с шумным припортовым районом Генуи Сотторипой, с венецианским каналом в стихотворении, которое Монтале собирался озаглавить «Венеция Гофмана и моя», но оставил без названия, с Флоренцией, которую выдает упоминание Мартинеллы — тревожного колокола на башне Палаццо Веккио, предупреждающего мир о смертельной угрозе… «Для нашего поколения, — писал критик Джанкарло Вигорелли, — └Обстоятельства” были волшебной книгой, которая служила для нас зеркалом, зеркалом правды и щитом в годы войны…».

Третья книга Монтале, «Буря и другое» развитием отдельных тем книги предыдущей подтверждает основательность пессимизма человека — жителя «земли сожженной, где кипящей лавой — / смертельной смесью извести и крови — / след человечий залит». Но и здесь далекое присутствие Клитии оставляет призрачную надежду на жизнь, побеждающую смерть, и ей, Клитии, помогает в этом палочка-выручалочка памяти, подсказывающей «сквозь ураган дорогу» ковчегу поэта. Как и в «Обстоятельствах», в «Буре» прочитывается то, что поэт и критик Серджо Сольми, говоря о Монтале, назвал «непереводимой личной судьбой». Как и в «Обстоятельствах», в «Буре» метафорические огонь, пламя, жар восходят к первой части фамилии Ирмы, состоящей из двух немецких слов — brand (огонь) и eis (лед).

Следующую книгу Монтале, «Сатура», отделяют от «Бури» пятнацать лет. За коротким названием сборника стоит латынь, в которой satura это не только блюдо из смеси разных плодов, но и жанр древнеримского театра, включающий диалог, пантомиму, музыку и танец. За плечами Монтале долгая жизнь и три книги стихов, сделавшие его итальянским поэтом ХХ века номер один. Но ему есть еще что сказать, о чем свидетельствует сначала «Сатура», а затем три следующие книги: «Дневник 71-го и 72-го», «Тетрадь за четыре года» и «Другие стихотворения». Возраст сделал Монтале разговорчивым, а поскольку разговорчивому человеку нужен слушатель, поэт покидает обжитую обитель из слоновой кости и, можно сказать, выходит на люди, в противоречивый мир, не радующий его, неисправимого скептика, переменами к лучшему. Шаг от сложного к простому делает стих Монтале будничным, приземленным, вещи называются своими именами, происходит сближение поэтической речи с прозой. Близкие к традиционным метрические конструкции то и дело уступают место свободному стиху — в отдельных случаях подрифмованному.

Номер: 
2014, №4