Москва
Слово Платонова давно мерцало на горизонте нашего сознания. Но когда с 1986 года хлынул на читателя поток «неизвестной» прозы Платонова, он почувствовал бездну под собой.
Предисловие издателя
Этот — дневник — попал — мне — в — руки — случайно...
Ну и так далее. Что еще можно сказать, когда все уже сказано самой жизнью? «Сюжет закончен, не успев начаться», или как там у Шекспира? Или не у Шекспира? Или я вообще сам выдумал эту фразу? Со мной и такое бывает...
«Второй» литературный язык. Где рассказчик не просто «повествователь», где он «показывает характер»: «Ей-богу, уже надоело рассказывать! Да что вы думаете? Право, скучно: рассказывай, да и рассказывай, и отвязаться нельзя! Ну, извольте, я расскажу, только, ей-ей, в последний раз».
В русской прозе, классической прозе XIX века, этот язык дал знать о себе раньше, нежели «привычный литературный».
<...>
— Понятно... Слушай, Рыжая, а что, если он привозил к себе на Ближнюю дачу молодых телок и их ел? А эта Истомина ему их готовила. Приготавливала ему из них самые разнообразные блюда. Как тебе такая идея? Людоедство! И назовем наше кино не «Кинокладбище», а «Людоед». Про людоеда всем захочется посмотреть.
— «Людоед» хорошее название, — согласилась Регина. — Но деньгодатели хотят в названии, чтобы был Сталин. А «Людоед Сталин» уже плохое название.
Чтоб мне тебя понять —
на миг
Я позабуду свой язык,
Я повторю чужие сны
(Свои привычки мне тесны).
Нас губит зло привычных слов,
Но в старом знаке — смысл нов,
Когда почуешь свет иной
* * *
Жених и муж — это огромная разница.
Положение жениха самое завидное мужское положение на свете. Посещаешь семейство, в котором девушка на выданье, все тебе рады, все пред тобою лебезят, тесть заглядывает в глаза и все норовит подъехать с бутылкой.
О невесте и говорить нечего.
* * *
Их поселили в одной комнате гостиницы «Спутник» на Всесоюзном совещании молодых писателей. Три подающих надежды сочинителя. Миша Вартанов из Ростова, Сережа Садофьев из Бологого и Леша Шардаков с далекого курильского острова. Что они сочиняли? Да, в общем, все называли себя поэтами, а дальше — как судьба распорядится.
К 350-летию со дня рождения Петра I
Сколько будет стоять Россия, столько будут русские люди спорить о роли Петра Великого в истории Отечества. И спектр оценок будет всегда самым широким, почти безграничным — от полного приятия до полного отрицания. И что самое любопытное — хвалить и ругать Петра будут практически за одни и те же его деяния. Только одни будут их приветствовать и славословить, а другие — отвергать и даже проклинать.
Я принял званье первого поэта,
Рожденного в российских небесах.
Григорий Калюжный
Своеначальный, жадный ум, —
Как пламень, русский ум опасен:
Так он неудержим, так ясен,
Так весел он — и так угрюм.
Вячеслав Иванов
* * *
Как раб, отпущенный на волю
Под старость лет, бреду один,
Я пью, смеюсь и балаболю,
И сам себе я господин.
Я чужд теперь былым пенатам,
Есть даже дом, еды кусок,
И я кажусь себе крылатым,
Все цепи старые рассек.
Но вот надсмотрщика я встретил,
Не знающего ни о чем,
И этот смерд меня отметил
Своим неграмотным бичом.