Евангелие от Максима

Роман «Мать» — одно из самых загадочных произведений Горь­кого. Сам Горький не слишком высоко его оценивал. Известно высказывание вождя большевиков Владимира Ленина о том, что «Мать» хотя и не самое сильное в художественном отношении произведение, тем не менее, «очень своевременная книга». Это высказывание относится к 1906 году, когда в России происходила Первая русская революция.

Отношение к этому роману читателей менялось со временем. Так, в советские годы «Мать» была канонизирована как первое и едва ли не главное произведение социалистического реализма, а за Горьким утвердилась слава «пролетарского писателя». «Мать» в обязательном порядке проходили в советских школах, переизда­вали огромными тиражами.

Но это имело обратный результат. «Мать» стала восприни­маться не как художественное произведение, да еще и написан­ное в определенную эпоху российской истории и несущее на себе отпечаток этой эпохи, а как навязываемый «стандарт», обсуждать который нельзя, как нельзя обсуждать меру весов.

Сегодня этот роман нужно перечитывать заново, чтобы про­биться к его изначальному смыслу. Дело в том, что «Мать» — это попытка Горького написать новое Евангелие.

Дореволюционная критика догадалась об этом сразу. Да и муд­рено было не догадаться. «Мать» писалась Горьким в расчете на пусть и образованных, но простых рабочих. Для них, крещеных, воспитанных в православии, с детства ходивших в местную цер­ковь в какой-нибудь из рабочих слобод, создавался роман. Но для советских школьников, церковь не посещавших, Евангелия не чи­тавших, «Мать» была своего рода tabula rasa, чистый лист, на ко­тором советская идеология выводила свои письмена, не имевшие к смыслу этой вещи почти никакого отношения.

Только погрузив «Мать» в евангельский контекст, можно по­нять, почему  Павел Власов — это именно Павел и почему однаж­ды он приносит в дом картину с христианским сюжетом…

«Однажды он принес и повесил на стенку картину — трое лю­дей, разговаривая, шли куда-то легко и бодро.

— Это воскресший Христос идет в Эммаус! — объяснил Павел. Матери понравилась картина, но она подумала: “Христа почи­таешь, а в церковь не ходишь…”»

Кто эти трое? Современник Горького не нуждался в дополни­тельных объяснениях. Сюжет «Христос на пути в Эммаус» исполь­зовался тогда многими художниками. Он был известен и всякому образованному рабочему. Кроме Христа на картине двое Его учени­ков — Лука и Клеопа. Христос уже был распят и воскрес из мертвых, и жители Иерусалима уже знают о чудесном исчезновении тела из гроба и явлении возле гроба Ангела, который возвестил о Воскресе­нии. Явившись ученикам в виде простого путника, Христос сделал так, чтобы они не узнали Его. Он стал спрашивать о случившемся в Иерусалиме. Ученики удивлены, потому что об исчезновении тела говорит весь город. Они рассказывают Иисусу Его собственную историю. Из их рассказа Христос понимает, что даже ученики не верят в божественность Его происхождения и в чудо Воскресения.

«Тогда Он сказал им: о, несмысленные и медлительные серд­цем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснил им сказанное о Нем во всем Писании».

В Эммаусе, селении, находившемся в шестидесяти стадиях (древняя мера  длины. — П. Б.) от Иерусалима, Христос остано­вился с учениками на ночлег. Там, преломив хлеб и благословив учеников, Он открылся им, но тотчас стал невидимым. После это­го ученики отправились к остальным апостолам и рассказали им о чуде. Когда они рассказывали, Христос вновь явился, но они, «смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа».

«Но Он сказал им: что смущаетесь и для чего такие мысли вхо­дят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня».

Поев с учениками печеной рыбы и сотового меда, Христос на­помнил тайну Своего происхождения и объяснил смысл челове­ческой истории, которая отныне начинается заново. После этого они отправились в Вифанию, где Христос стал отдаляться от уче­ников и возноситься на небо.

Так рассказывает «эммаусский» сюжет евангелист Лука.

Для «Матери» Горького этот сюжет не просто один из главных. Это «ключ», без которого повесть «Мать» не «открывается».

Павел Власов приносит картину именно в то время, когда на­чалось его духовное перерождение из простого рабочего в рево­люционера. Но это же, с точки зрения Горького, означало и пе­рерождение его из человека не веровавшего в верующего. Только религией Павла становится не традиционное историческое хри­стианство, а «новое христианство» — социализм. И это христи­анство истинное, не искаженное церковной догматикой и не поставленное с помощью Церкви на службу «хозяевам жизни», капиталистам.

С матерью Павла Пелагеей Ниловной происходит пере­рожде ние иного рода. В отличие от сына, отшатнувшегося от веры и переставшего ходить в церковь, Ниловна — глубоко верующий и церковный человек. На протяжении романа Ниловна «прозре­вает». Но меняет она не веру, а взгляд на христианство. Фактиче­ски она как бы переходит из одной конфессии в другую, из пра­вославия в «новое христианство». За это время сын становится не просто коммунистом, но партийным лидером, то есть одним из «апостолов» новой веры. Недаром и имя у Власова апостоль­ское — Павел.

Апостол Павел не знал Христа лично, в отличие от других апо­столов. Это был римский гражданин, который зарабатывал изго­товлением палаток. (Его настоящее имя — Савл, данное в честь царя Саула.) Он был воспитан в строгой фарисейской традиции, даже участвовал в убийстве диакона Стефана, забитого камнями. Направляясь в Дамаск преследовать бежавших туда христиан, Па­вел имел видение света, павшего с небес и ослепившего его. Он услышал голос Христа, который укорял его: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня?» После этого началось перерождение Павла. Павел принимает христианство и становится христианским миссионе­ром среди язычников, за что удостоился (хотя и не был прямым учеником Христа) первоапостольского звания вместе с апостолом Петром.

Павел знаменит своими посланиями римлянам, коринфянам, галатам, ефесянам, филиппийцам, колоссянам, фессалоникий­цам, евреям. Они входят в Новый Завет как канонические тексты, как Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна.

Чем занимается Власов с товарищами? Сочинением, изго­товлением и распространением революционных листовок. Это тоже послания, но от новых духовных лидеров, перехвативших апостольскую инициативу и решивших вернуть христианству его первозданный облик.

Когда Пелагея Ниловна понимает это, всё для нее становится на свои места. Чтобы быть вместе с «детьми» (так она называет Павла и его товарищей), ей не только не нужно отрекаться от Хри­ста, но, напротив, необходимо заново Его обрести, но уже вне цер­ковных стен. В конце романа Пелагея арестована за распростра­нение листовок. В это время ее сын находится в ссылке. Одно из двух: или Пелагея станет прихожанкой новой апостольской церк­ви, которую вместе с другими вождями создал ее сын (называется она «коммунистическая партия», или РСДРП), или останется со­чувствующей «детям» и посильно помогающей им в распростра­нении новой веры. Павел после ссылки или побега из нее из про­стого «миссионера» выбьется в сектантские вожди. Мать будет его поддержкой. Кстати, мать Ленина до конца своих дней поддержи­вала Владимира Ильича и морально, и материально.

Но гадать о том, что случится после суда над Павлом и аре­ста Ниловны, можно бесконечно. Горький задумывал повесть «Сын» — продолжение «Матери». Но не написал ее. Это говорит о том, что «власовский» сюжет больше не давал пищи его вдохно­вению.

Прототипом Павла Власова был сормовский рабочий-рево­люционер Петр Заломов, один из организаторов первомайской демонстрации в Арзамасе в 1902 году. Предшественник Павла Власова в творчестве Горького — это Нил из пьесы «Мещане», ха­рактер сильный, но менее интересный, чем главный герой пье­сы — Бессеменов. Продолжил «власовский» сюжет большевик Петр Кутузов в «Жизни Клима Самгина» — уверенный в себе, знающий ответы на все вопросы, но именно поэтому особенно ненавистный Климу. Эхом Власова можно считать также Якова Лаптева, крестника миллионера Егора Булычова, в поздней пье­се Горького «Егор Булычов и другие». В этой пьесе Лаптев фигура проходная, даже в буквальном смысле: он временами проходит через булычовский дом, а свою бурную революционную деятель­ность развивает где-то в другом месте, на что Горький лишь глухо намекает.

Но почему глухо? Пьеса замышлялась в 1930 году, была напи­сана в 1931-м и предназначена для постановки Театром имени Вахтангова. Никаких цензурных препятствий, чтобы изобразить революционную деятельность Лаптева, для Горького не было. На­против, в советском театре такое развитие сюжета только привет­ствовалось бы.

Ответ мы найдем в пьесе «Достигаев и другие», написанной в 1932 году как своего рода продолжение «Егора Булычова…». Это, пожалуй, самая слабая вещь Горького, созданная по очевидному заказу государства. Она о том, как неустрашимый гэпэушник Лап­тев арестовывает осиное гнездо «вредителей», возникшее в доме Булычова после его смерти. Через дом своего крестного Лаптев в этот раз уже не проходит. Он входит в него как один из хозяев новой жизни. К чести Горького, это его единственное закончен­ное художественное произведение о работе карательных органов.

Написав «Мать», произведение спорное, но интересное, Горь­кий в дальнейшем, по-видимому, разочаровался во «власовском» сюжете. Наброски к неосуществленной повести «Сын», рассказы «Романтик» и «Мордовка», написанные в 1910 году, — всё было неудачным. К тому же, хотя во всех этих вещах фигурируют мо­лодые рабочие-революционеры (в «Мордовке» даже имя героя — Павел), акцент смещен в область неразделенной любви.

«Мать» была еще и первым опытом выполнения партийного заказа. Горький вступил в РСДРП в 1905 году и тогда же начал пи­сать «Мать». Этот заказ отчасти совпадал с мироощущением са­мого Горького. Он хотел уверовать в большевиков как апостолов новой веры, новой церкви. Эта новая церковь должна была про­поведовать не смирение перед жизнью, но активное вторжение в нее и радикальную переделку всего мира, то есть начало прин­ципиально новой Истории.

Конечно, «Мать» оказалась шире и глубже партийного заказа. С точки зрения правды жизни, это емкое и интересное произве­дение. Но все-таки «пролетарского писателя» из Горького не по­лучилось. Вакантное место искреннего «пролетарского писателя» мог впоследствии занять только один человек — Андрей Плато­нов, который называл рабочий класс своей «духовной родиной». Но именно его Сталин решительно вычеркнул из советских писа­телей.

В творчестве Горького рабочая тема занимает не много места и, за исключением «Матери», не породила ничего выдающегося. Го­раздо интереснее в творчестве Горького заявлена тема, с одной сто­роны, босячества, с другой — купечества, то есть  «хозяев жизни».

Такова парадоксальная природа горьковского таланта…

Номер: 
2018, №12