Навечно юный поэт Андрей Сунгуров
Уже два года – Боже мой, целых два года! – нет с нами поэта, писателя, педагога Андрея Евгеньевича Сунгурова.
В следующем абзаце следовало бы сказать что-то вроде: «Для меня же он навсегда останется просто Андреем, близким и любимым другом…», но зачем лгать? Близкими друзьями мы, смею надеяться, были, но до панибратства никогда не опускались. Есть высшая степень уважения и доверительности в отношениях между наставником и учеником: это когда вы с наставником на вы, а он с вами на ты. Андрей Евгеньевич был одним из трех моих Учителей, от которых я удостоился такой чести.
И все же одна черта, бесконечно привлекательная в Сунгурове как друге, очень, мне кажется, вредила ему как педагогу.
Как бы ее сформулировать?.. Помните, в финале последней книжки о Гарри Поттере Джинни Поттер, провожая сына, просит его поцеловать за них всех Невилла? Сын возмущается: «Мама, как же я могу поцеловать профессора Долгопупса?!» И читатель улыбается, ведь он действительно давно знаком с Невиллом Долгопупсом как с милым неуклюжим подростком, а тут – профессор!
Вот таким вечным подростком – полноватым, сутулящимся из-за высокого роста, щекастым, застенчивым очкариком – всю жизнь оставался Андрей Сунгуров. И даже не то беда, что школьники его совершенно не боялись. Просто хороший педагог, ничего не попишешь, обязан строго держать некоторую дистанцию между собой и воспитанниками. А Сунгуров этого совершенно не умел. Он любил учеников даже не как своих детей, но как непутевых младших братьев: вечно с ними возился, старательно отыскивая (а чаще выдумывая себе) их скрытые таланты, устраивал внеклассные мероприятия, учил желающих играть на гитаре… Несолидно! И школьники, прекрасно помню, заглазно над ним подсмеивались. Он знал, но продолжал в том же духе. Могла ли сработать такая сомнительная стратегия?
По крайней мере один раз, кажется, сработала. Однажды учитель русского языка и литературы Андрей Евгеньевич Сунгуров рассказал классу, что такое венок сонетов, и обещал пятерку в четверти тому, кто сумеет написать нечто подобное. Через неделю один из школьников – двенадцатилетний графоман – венок сонетов ему предоставил: чудовищно напыщенный, совершенно бессмысленный, но зарифмованный по всем правилам. Сунгуров по своему обыкновению пришел в восторг, объявил школьника гением, вытребовал у него еще несколько стихотворений и отнес опусы сии в молодую тогда газету «Лицей». Через месяц юный «гений» впервые с гордостью увидел плоды своих трудов опубликованными, да еще и с чрезвычайно лестной подводкой все того же Андрея Сунгурова. Как вы уже, разумеется, догадались, я описал головокружительное начало собственной литературной карьеры.
Вскоре я сменил школу, Андрей Евгеньевич формально перестал быть моим учителем, и началась многолетняя дружба, уже не омрачаемая никакой официальной субординацией. Это напоминало капустник, который выдумали и разыгрывают для собственного удовольствия сдружившиеся первокурсники. Мы строили наполеоновские планы, обсуждали книги и фильмы, бренчали на гитарах, посвящали друг другу эпиграммы.
Помню, как-то раз дал скопировать для Сунгурова драгоценную аудиокассету Джими Хендрикса нашему общему приятелю Косте Скворцову. Костя случайно нажал не на ту кнопку, и с кассеты исчезло одно из лучших соло. Так что сделали эти варвары? Сунгуров написал шуточную песенку «Про Кирюху-абитуриента» длиной ровно в утраченный кусок записи, взял гитару, сел перед магнитофоном и заменил Хендрикса лично. Балбесы.
Ничего, я потом нашел способ отыграться: под очередной Новый Год без предупреждения явился поздно вечером к Андрею Евгеньевичу домой в накладной бороде и костюме Деда Мороза. Чем заслуженно перепугал его самого и совершенно незаслуженно его жену Татьяну. Совсем маленькие тогда сыновья Сунгурова получили в подарок по «киндер-сюрпризу».
Однако все эти безобразия вовсе не мешали мне по-прежнему многому серьезно учиться у Андрея Евгеньевича: он давал советы по теории литературы, технологии сдачи экзаменов, ведению индивидуальной литературной политики.
Во многом благодаря его советам я поступил сначала в Петрозаводский университет, потом в Литературный институт и, наконец, во ВГИК.
