Сергей Чупринин: «Это мой город»
Я родился…
Так вышло, что я и южанин, и северянин одновременно. Семейные корни на Дону, но отец после войны был выслан на строительство Печорской железной дороги, и родиться мне случилось в лагерном лазарете близ древнего, едва не старше Москвы, города Вельска Архангельской области.
Как я оказался в Москве…
В 1971 году я окончил университет в Ростове-на-Дону, уже был женат — и возник вопрос: где жить дальше? Я хотел быть филологом — никем, кроме филолога, — поэтому и выбирать пришлось между тогдашним Ленинградом с его Пушкинским домом и Москвой, где было все. Так что, съездив на разведку и туда, и сюда, я понял, что первопрестольная мне ближе.
В нее, отработав два года журналистом по распределению, я в 1973-м и прибыл, стал аспирантом Института мировой литературы им. Горького Академии наук СССР.
Первым местом моего жительства было общежитие аспирантов на улице Дмитрия Ульянова — там я прожил совсем недолго, месяца три или четыре, и стало понятно, что все-таки я хочу жить не один, а с женой и дочкой, которая к тому времени уже родилась. Они приехали ко мне. И начались путешествия по съемным квартирам. Жить довелось в совершенно разных районах: мы снимали комнату в Медведково, квартиру на станции Плющево, жили у родственников в Орехово-Борисово, побывали на одной из Парковых. За это время я успел стать сотрудником «Литературной газеты», и она, выбив, как тогда говорили, прописку, помогла мне купить однокомнатную квартирку в кооперативе «Советский писатель» на Красноармейской улице, 23. Это была наша первая стабильная Москва. Там еще и сын на свет появился, так что спустя какое-то время мы уже от Моссовета получили квартиру в Зубаревом переулке, где с тех пор живем вот уже 40 лет.
Моя тогдашняя интеллектуальная Москва…
Я с самого начала был человеком двух миров, то есть Софью Власьевну, как мы называли советскую власть, терпеть не мог, но хотел писать, хотел печататься на родине, и мои товарищи из этой жизни собирались в Центральном Доме литераторов. Там были семинары, презентации, дискуссии, вообще всяко разно, включая то, что моя маленькая дочка ходила там на специальные занятия для писательских детей; кстати, поскольку я рано вступил в Союз писателей, то дочка ходила еще и в детский сад при нем. С другой же стороны, меня всегда тянуло к кругу неформальных интеллектуалов — и тут местом сбора у нас были знаменитые кухни, где мы много пили и пели, веселились, говорили о том, что для нас важно, обменивались самиздатскими и тамиздатскими книжками. «Младофилологи», как я определял этих своих друзей, хотели заниматься только наукой, избегая всякого общения с советской действительностью. Люди очень разные, но необыкновенно талантливые, так что я и по сей день дружу с ними. Это и Роман Тименчик — ныне профессор в Иерусалиме, крупнейший специалист по ахматовским стихам и литературе XX века, и Александр Долинин — американский профессор, специалист по Набокову и англо-русским литературным связям, и Александр Осповат, с тех пор побывавший профессором в Лос-Анджелесе и в Высшей школе экономики. Именно у него на Пневой улице мы собирались чаще всего.
