Посмертная книга и парад критиков. Роман Сенчин о книге Олега Павлова
Олег Павлов. Отсчёт времени обратный. – М.: Время, 2020. – 672 с.
Эта книга вышла больше года назад, но я решился прочитать её только сейчас: страшно открывать посмертные издания, тем более своих сверстников...
Олег Павлов был старше меня всего на полтора года, но всегда казалось, что возрастная дистанция много больше. Да и сам он, отрицая поколенческое деление, был и по-человечески, и литературно близок к поколению предыдущему – тому, которое Захар Прилепин назвал «бородатые предтечи». Впрочем, и публиковаться Олег Павлов стал ещё в советское время, и первый успех, оглушительный для реалиста в разгар постмодернистского карнавала, испытал совсем молодым – в 1994-м в журнале «Новый мир» был опубликован его роман «Казённая сказка». Его сверстники тогда только пробовали писать или же пытались зарабатывать деньги в лабиринтах и тупиках «свободного рынка», наживая, конечно не специально, материал для будущих книг. А Павлов, кажется, с ранней юности уже был писателем.
Рискну высказать такую мысль: он пришёл в литературу не в своё время. Наверное, слишком рано. Да, его страшные произведения «Казённая сказка», «Митина каша», «Конец века», «Дело Матюшина» стали живым художественным документом 90-х; он был одним из тех совсем немногих, кто сохранил в то десятилетие русский реализм, а может, и больше – гуманистическую артерию русской литературы. Но 90-е Павлова измяли так, что он, по-моему, не сумел оправиться, и в следующие два десятилетия угасал. «Вспыхивая» новыми произведениями, но редко и так, что эти «вспышки» только обостряли ощущение его угасания.
Да, наверное, не в своё время – тогда повсюду и чуть ли не все утверждали: «Писательство – частное дело. Писатель никому ничего не должен». Для Павлова писательство было не просто общественным делом, а вопросом жизни и смерти. Не только своей, а народа, страны. Может, слова эти покажутся высокопарными, но стоит заглянуть, например, в книгу «Русский человек в ХХ веке», чтоб убедиться в их справедливости.
Павлова критиковали. Не только его произведения, а и самого – как человека. А критики тогда, двадцать с лишним лет назад, были серьёзные, ещё советского склада. Не ограничивались ловлей блох или навешиванием ярлыка «Дерьмо», а печатали большие, аргументированные работы. Вспоминаю статью Александра Агеева из журнала «Знамя» под названием «Самородок, или Один день Олега Олеговича». Едкая, безжалостная, убийственная статья.
«Довольно долго я с недоумением наблюдал за его (Павлова. – Р.С.) почти триумфальным путём и всё надеялся – как-нибудь обойдётся, рассосётся само, займёт своё скромное место по ведомству социально-психологической экзотики, каковая в богатой литературе тоже должна быть».
Олег Павлов, не желая занимать «скромное место», отвечал, а нередко первым шёл в атаку. Увязал в полемиках, получал ранение за ранением, растрачивал себя. Многие его статьи о современной литературе злы и категоричны, оценки некоторых писателей оскорбительны, но в дневниковых записях, представленных в книге, мы видим Павлова сомневающимся, страдающим от своего характера, критически настроенным по отношению к собственным произведениям. Вот, например: «Полистал свою книгу – там «Сказка» и «Дело Матюшина», – я очень тяжело пишу. Сам себя, наверное, не стал бы читать». Но вскоре следует такое признание: «…а как хорошо, что уже есть «Девятины», «Казённая сказка»! Нет, я высоко поднялся, дальше поэтому и тяжело».
А эту, по моему мнению, ключевую запись хочется привести целиком:
«Я начинал писать дневник много раз и уничтожал его, так как мне казалось, что становлюсь неискренним. Раздражение на дневник начиналось с того, что я начинал в нём ругать людей, а после, когда успокаивался, находил эту ругань никчёмной. Мысли мои, точней – чувства, очень изменчивы, особенно по отношению к людям. А ещё, перечитывая по многу раз уже сделанные записи, я находил их сначала слишком поверхностными, красивенькими, а потом и фальшивыми. Хотя дневник мне вести очень хочется, чтобы заставить себя обрести известную свободу в мыслях, так как, во-первых, в литературных моих вещах уже немало скрывается всякого лицемерия из-за необходимости подстраиваться под современный поток и прочее, а во-вторых, во многом я просто ленюсь давать себе отчёт, то есть вовсе этого не записываю или не делаю такого труда, чтобы обдумать. Дневник нужен как исповедь. Хоть и он не может быть до конца честным, но всё же от него заводится и крепнет тот сокровенный мир, который многое о себе даёт понять и очень многое – что мне и нужно – даёт в себе хорошего утвердить. Одно только мешает, что направлений для дневника даже в один день оказывается так много, что писать возможно обо всём, о чём только подумается, а увлечённый одной мыслью, уже пропустишь все другие – и снова упустишь почти всё, чем живёшь. От этого ощущения, что когда пишешь одно, то упускаешь тут же что-то другое, и тошно становится в конце концов обращаться к дневнику. Получается, что играешься, заигрываешься, а это и тошно, когда ведь хочется вовсе не игры с самим собой в прятки, а как раз всей ясности хочется».
Рассуждения по поводу этой записи могут занять оставшееся пространство, отведённое мне, поэтому воздержусь. К тому же, думаю, трагедия автора понятна и без них.
И, собственно, о самой книге. Она состоит из нескольких разделов. «Совсем немного о нём.» – воспоминания друзей, учеников Олега Павлова по Литературному институту, вдовы Лилии. Есть два блока статей, блок записей, сюжетов, памяток, дневников и раздел под названием «Потерянные рассказы».
Сначала я подумал, что это рассказы, обнаруженные в шкафах толстых журналов или в архиве самого Павлова, но увидел среди них «Митину кашу», «Конец века», которые хорошо помню, и обратился к одному из составителей (наряду с Лилией Павловой), Владиславу Отрошенко, за разъяснением. Он ответил, что «Потерянные рассказы» – авторское название, и предположил, «что «потерянные» здесь означает одновременно – рассказы одинокие, растерянные перед нашим временем, ненужные этому миру. Рассказы, согласные остаться незамеченными для современников, но несущие в себе сокровенное. Рассказы, заведомо выпадающие из мейнстрима. Ну и, наконец, рассказы, о которых как бы забыл сам автор, потерял их – и вдруг нашёл для себя – в процессе творческого пути, где вехами были большие романы».
Собрания сочинений современных писателей нынче издавать не принято. Исключением стал разве что Солженицын. Но увидеть собрание сочинений Олега Павлова хотелось бы. С хвалебными и ругательными отзывами на его произведения, ссылками на первые публикации, с обстоятельными комментариями. Его наследие – это важная веха в жизни нашей страны.
Источник: Литературная газета
