Кирилл Ковальджи: поэт и наставник
История русской литературы XX века еще не написана. Когда думаешь о том, как была устроена советская литературная жизнь – в первую очередь отделяешь официальную ее часть от андеграундной, как будто между ними пролегала пропасть. И все же это было не так – они сложно переплетались, образуя причудливые социальные узоры знакомств, институций, журналов и влияний. Во многом вся эта многомерная структура строилась вокруг ключевых узлов – одним из которых, без сомнения, и был Кирилл Ковальджи (1930–2017).
В первую очередь его вспоминают даже не как поэта – остроумного и изящного, – но как учителя великих: Аристова, Жданова, Парщикова и многих других. Много лет он вел литературную студию в помещении при журнале «Юность» – в котором (знаменитый «Испытательный стенд») его подопечные, во многом его усилиями, получали одну из первых публикаций.
Социальная роль руководителя литературной студии была чрезвычайно велика, что сложно себе представить сейчас. Ковальджи выступал проводником официальной литературы в мире независимых авторов, чья эстетика была вопиюще несоветской, и наоборот – представителем андеграунда в кабинетах литературных начальников. Эта обоюдоострая роль, с одной стороны, весьма его ограничивала, а с другой – давала ему невиданную степень свободы – отстаивать интересы литературы перед лицом идеологии (носителем которой он сам, разумеется, являлся) и быть проводником неочевидной эстетики для круга людей, куда более широкого, чем аудитория любого самиздатовского журнала. Эта способность сшивать разные части литературного поля вылилась в итоге в удивительную среду позднесоветской литературы, в которой самые разные авторы – от Бунимовича и Парщикова до Искренко и Юрьева – имели возможность, находясь вне официальных координат, все же получать выход к читателю.
Конечно, Ковальджи был вовсе не единственным, кто выполнял такую функцию – в МГУ действовала студия Игоря Волгина «Луч», а в Ленинграде странным образом уживались студии Виктора Сосноры и Александра Кушнера (подробнее о «Ленинградском мире» писал Валерий Шубинский). Но все же их было совсем немного, и Ковальджи справлялся со своей ролью лучше многих.
Об этом и шла речь в субботу в Музее Серебряного века. В течение «вечера Ковальджи» выступили и его знакомые, и его студийцы. Уже сама разность их поэтик – Юлия Гуголева, Светы Литвак, Владимира Аристова – многое говорит о том, кем был Ковальджи – не учителем, но создателем среды для общения, в которой каждый мог заниматься собственным эстетическим поиском. Как положено на каждом вечере памяти, вспоминали, читали и его стихи, и собственные. Много говорили и о его молдавской идентичности – и о том, что он сделал для молдавской культуры – и постсоветской в том числе. Многие авторы приезжали на студию именно из Молдавии, а ведущий вечера Юрий Цветков рассказал, как Ковальджи помог ему переехать из Молдавии в Москву и поступить в Литинститут.
Звучали и другие воспоминания – о разговорах с Ковальджи о гражданской войне в Молдавии, об архивах, в которых он работал – видимо, эта часть его биографии еще будет написана. Наконец, ведущие демонстрировали биографическое интервью, которое взяли у него за несколько дней до смерти (и расшифровка которого будет опубликована в журнале «Юность»). В нем Ковальджи делится невероятно интересными подробностями советского литературного быта – и собственным взглядом на поэзию, который он нечасто проявлял за пределами дружеских разговоров.
Да, история русской литературы XX века еще не написана (впрочем, мало какая литература XX века вообще может похвастаться полным своим описанием). Однако, когда она появится, Кирилл Ковальджи займет в ней место не просто гипотетического учителя, стоящего за спинами многих прекрасных авторов, но и как одна из ключевых фигур социальной истории русской литературы, того, кто умел, будучи сам одаренным поэтом, слушать и другие голоса, и создавать среду, где они могли бы звучать в полную силу.
Созвездия, оставаясь на месте
(известно и школьнику), –
удаляются
преспокойненько.
Так и ты,
не покидая дом,
удаляешься с каждым днём,
помогая так нежно,
звезда моя,
приближению небытия.
Источник: Годлитературы.РФ
