Смерть – лишь шаг из жизни в жизнь. Похороны мастера, поэта и философа Эдуарда Балашова

7 октября 2022 года ушел из жизни поэт и философ Эдуард Владимирович Балашов. Родился он в 1938 году в Мариуполе в семье офицера. Как сын погибшего на фронте, был принят в Ташкентское суворовское училище. Затем учился в Высшем военно-морском училище, откуда перешел в МВТУ им. Баумана. Работал инженером в гражданской авиации. Увлекался музыкой и спортом (играл за сборную Москвы по регби). В 1965 году впервые опубликовал свои стихи и через некоторое время целиком занялся литературным трудом. В 1977 году Балашов окончил Высшие литературные курсы Литературного института им. А.М. Горького. Работал в издательстве «Советский писатель» редактором отдела «Поэзия народов СССР». С 1979 года более 30 лет преподавал в Литературном институте им. А.М. Горького, профессор кафедры литературного мастерства, вел семинар поэзии. Был председателем Литературного клуба им. Н.К. Рериха.

Автор поэтических книг «Гонец», «Хлебный ветер», «Глагол молчания», «Магнит», «Чаша», «Око», «Ноша», «Россия-радость», «Пловец», «Цветы сновидений», «Алатырь», «Спрятанная жизнь», «Все растворяется в любви…».

Луна, вчера висевшая над домами плотным желтым кругом, побелела, истончилась и поблекла в утреннем небе, став похожей на странно сшитую салфетку. Солнце бодро сияло в окнах домов и проезжающих машин. «Какой неподходящий день для похорон», – подумала я. А разве бывает подходящий?

«У нас нет черной ленточки, – сочувственно сказала продавщица, заворачивая розы в бумагу. – А цветные все веселые – не подойдет…»

По дороге к кладбищу меня обгоняли траурные микроавтобусы. И солнце отражалось в их стеклах так же, как и во всех других.

Смерть – лишь шаг
из жизни в жизнь.
Смерть над радостью
не властна.

Так говорил мой мастер Эдуард Владимирович Балашов. Сегодня день его похорон.

В церкви я положила цветы в гроб – там уже лежали разные букеты – белые, потом красные, потом снова белые...

Я смотрела на лицо Эдуарда Владимировича и вспоминала «Незабвенную». Потом – как впервые увидела его на семинаре.

Раздали свечи, и началось отпевание. Батюшка пошел вокруг гроба и остановился. «Ты шапочку уронил», – прервавшись, сказал он внуку Эдуарда Владимировича. Тот поднял с пола оранжевую шапку.

«Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй».

А мне вспоминались наши семинары, встречи по работе или посиделки в буфете ЦДЛ. И в каждом из этих воспоминаний мой мастер улыбался.

Он нередко повторял: «Если в тебе живет обида, в тебе живет беда».

А если во мне живет печаль?

Странное сиротство, которое ни с кем не разделить?

Все растворяется в любви.
И Все становится любовью.
И нет Всего – одна любовь.
И Бог не Все, и Он – любовь.

Слушать свое сердце и идти стороной света – простой рецепт, которым мастер делился со своими учениками. И те, кто у него учились или были гостями на нашем семинаре, люди, знавшие его как поэта или друга, – для каждого Эдуард Владимирович находил верное, необходимое слово. Та точность, с которой он говорил о стихах, распространялась далеко за пределы наших строк и наполняла жизнь. Иногда мне казалось, Эдуард Балашов существует в особом надмирном пространстве, и именно это позволяет ему видеть больше, чем каждому из нас.

Ни мгновения
Я ничего на земле не оставил,
Не посадил ни единого древа,
Не отогрел свои руки лопатой,
Не намозолил ведром
в час полива.
Сердце мое – оправдатель
безмолвный,
Что ж не винишься
пред совестью ярой?
Иль рассудило, мол,
вырастил сына,
Тем и природе с лихвою
ответил?
Кто на земле не оставит
ни часа,
Тот и с собой не возьмет
ни мгновенья.

«Прощайтесь», – сказал батюшка. Все погасили свечи, и женщина их забрала. Чтобы забрать мою, пришлось приложить усилие, машинально я вцепилась в свечу, будто бы желая сделать ее своей опорой, за которую можно держаться.

И все же – не было тяжело. Странная легкость, та самая светлая грусть, о которой столько читала – вот она со мной. Значит – и это бывает на самом деле.

Все бывает на самом деле – Эдуард Владимирович это знал.

Всю ночь шел снег.
Земли как не бывало.
И небеса руками развели:
То ли от неба Землю оторвало,
То ль отвернулось небо
от Земли.
Батюшка закрыл лицо белой тканью.
Больше мы не увидимся? Никогда?

Еще на семинарах Эдуард Владимирович что-то говорил о своей смерти, лукаво улыбаясь, и непонятно было – шутит он или нет. Что именно – точно не помню, наверное, о том, что ее нет и не стоит бояться.

Когда писала этот текст, опечаталась – вместо Владимирович написала Вдалимирович.

Может быть, он действительно там – в каком-то из дальних миров…

Прощайте, мастер. Мне будет вас не хватать. Или все же до свидания?

Увидимся в детстве
Что, старость – не радость?
А может быть, радость
Над темным бессильем ума?
И что нам до мира?
Кому он не в тягость?
Кому не тюрьма и сума?
Не плачьте, поверьте,
не жизнь пролетела –
С березы сорвался листок.
Ослабли глазами?
Стекло запотело
У ваших очков, старичок.
Не надо, не надо, забудьте,
не надо
Осеннюю даль ворошить.
Увидимся в детстве,
у детского сада,
Где мы разлучились любить.


Источник: НГ-ExLibris