Дружба народов
Ливерная колбаса
Памяти Евгения Михайловича Широкова
Шумела весна, стояла теплынь, солнце светило с яркого неба, а у нашего Мурзика была чумка, и он умирал.
Он расслабленно лежал в углу дивана на сложенном вчетверо байковом одеяльце. Нос был сухой и горячий. Полузакрытые глаза безучастно смотрели в стену.
Я осторожно касался пальцем потускневшей шерсти.
— Мурзик! — тихо звал я. — Мурзик!
Секреты сервировки
У Веты была подружка Элла. Элла подарила Вете на день рождения корову.
Корова была из папье-маше, пегая, в белых яблоках и на колесах. И такая большая, что на нее можно было садиться.
Конечно, это был потрясающий подарок. Но ведь и пятилетие — важный этап в жизни человека.
Элла и потом приходила. Подруги славно играли. А если ссорились, Элла расстраивалась.
Небольшое предисловие мастера к написанному его студенткой
небольшому роману размером с рассказ
Да и что есть в мире, кроме собак? Кого еще можно окликнуть на этой обширной и пустынной земле?
Франц Кафка. «Исследования одной собаки»
* * *
Когда не все вопросы решены,
чем на бессонницу искать управу,
сумей услышать голос тишины,
который ночью ниже на октаву.
Не перепутай только явь со сном,
слух напрягая, речь ни шла о чём бы.
Случись подобное, к примеру, днём,
ты по губам, возможно, всё прочел бы
и не гадал бы по обрывкам фраз,
что тишина тебе сказать имеет,
подкараулив безмятежный час,
когда разноголосый мир немеет.
В 1997 году я нечаянно поселился в Переделкине. Всемирно известный поселок писателей пустовал и готовился уйти в небытие с молотка. Я ходил в Дом творчества звонить на бывшую работу, пытаясь получить не выплаченную за несколько месяцев зарплату. Однажды я опередил прихрамывающего старика. Высокомерный и раздраженный, он стоял с тростью у будки, ждал, когда я окончу разговор и положу трубку, лицо его постепенно краснело, а седые волосы белели. Я поругался с работодателем, положил трубку, истерично дернулся вон и нечаянно смахнул на пол зверски звякнувший аппарат.
* * *
Если надо — пронзи мя…
По пути прирастая,
в сером небе предзимья
вязнет чёрная стая.
Оттого и пристрастна
дальнозоркая птица
к равнодушью пространства,
где охотник таится.
Вспоминаешь устало,
как — в стремленье к покою —
это всё оседало,
становилось тобою.
После смерти как птаха
упорхнёшь из неволи.
Жаль, отсутствие страха
не спасает от боли.
Накопившимся ядом
проступая наружу,
время учит утратам
и смирению душу.
— Кто меня в садик ведет? — спросил он, проснувшись.
— Отец тебя ведет, — бабушка ответила. — Если не опоздает.
Папа не опоздал. Он никогда не опаздывал.
— Я уже оделся, — сказал он папе, когда тот позвонил и бабушка открыла ему дверь.
— Молодец! — сказал папа. — Здравствуйте, Светлана Гавриловна.
— Ты там с воспитательницей найди общий язык, — сказала мама, появляясь в прихожей. — Чтоб присмотрела за ним хотя бы первые недели.
Любой разговор о поэзии Александра Тимофеевского начинается с исторического экскурса: участие в «Синтаксисе» Алика Гинзбурга, за которым последовало несколько десятилетий глухого непечатания, знаменитая песенка Крокодила Гены (которую сам автор, подозреваю, уже тихо ненавидит), успешные занятия мультипликацией, возвращение в литературу в самом начале 90-х. С выхода первой книги Тимофеевского «Зимующим птицам» (1992) прошло свыше четверти века. Автору на момент ее публикации было 59 лет.
Роман «Мать» — одно из самых загадочных произведений Горького. Сам Горький не слишком высоко его оценивал. Известно высказывание вождя большевиков Владимира Ленина о том, что «Мать» хотя и не самое сильное в художественном отношении произведение, тем не менее, «очень своевременная книга». Это высказывание относится к 1906 году, когда в России происходила Первая русская революция.