рецензия
Конечно, эта книга должна была появиться не в конце 1998-го, а много раньше. Уже первые “Караульные элегии” Олега Павлова, напечатанные в “Литобозе” девять лет назад, не просто заставили “обратить внимание” на доселе неизвестное имя. Было очевидно: за этими небольшими рассказами стоит нечто совсем иное,— и не просто “цикл”, но именно книга. Потом вышла “Казенная сказка”,— это был настоящий, серьезный успех молодого автора, следом — второй роман, “Дело Матюшина”.
В конце октября в университетском храме мученицы Татианы состоялась презентация книги Олеси Николаевой «Чудесные истории». Был на этот вечере и архимандрит Тихон (Шевкунов), который не только с Олесей давно дружен, но и книга его «Несвятые святые» сюжетно кое-где с «Чудесными историями» перекликается. Однако вовсе не соперничает. И не потому, что кто-то пишет хуже, а кто-то лучше, а потому что на этом поле соперничества пока нет. Оба сочинения блещут новизной темы, и это факт поразительный и по-своему печальный.
В октябре 1987 года Е. Тоддес заключил с издательством «Книга» договор на подготовку (составление, послесловие и комментарии) тома стихотворений О. Мандельштама. Он интенсивно работал и к лету 1990 года написал под видом Послесловия (в договоре предполагалась, видимо, вообще преамбула к комментариям!..) практически книгу «Смыслы Мандельштама» — объемом в 8 с лишним печатных листов.
Собрание переводов - всегда большое искушение, большая честь, но и большой риск для их автора, ведь выстроенные в ряд работы могут обнажить излюбленные приемы, речевые обороты - словом, будет видна одна рука, и пусть даже это рука мастера, возникнет некоторая двусмысленность: чья скрипка первая - Шекспира или Пастернака, Бернса или Маршака? Что, собственно, значит «поэт-переводчик»? Переводчик поэзии непременно должен быть поэтом, иначе он сумеет скопировать скелет оригинала, передать ход образной мысли (хоть образ при этом растает), но никогда не передаст души и музыки стиха.
Что за книга?! О Господи, о Боже мой! Ни на что не похоже! Так хорошо, так ужасно, так неправильно и так точно. Так немыслимо много страниц — разве прочтешь (читаю по третьему разу, не отрываясь)! А жанр-то, жанр какой? Роман не роман, дневник не дневник, может, эссе? Есть такой умный и ни к чему не обязывающий жанр — эссе. Это значит “опыт” в смысле “проба пера”. Тот, кто так назвал свои тоже совершенно безжанровые, ни в какие ворота, сочинения, сказал коротко и ясно: “Эта книга — я сам”. Вот и тут, наверное, тот же случай.
“Были они смуглые и золотоглазые” — название задает тональность, как горстка бемолей при скрипичном ключе. Название рассказа-метаморфозы, в котором невидимая стихия древнего марсианского мира исподволь заполняет и преобразует энергичных землян-колонистов. И так же незаметно меняется язык рассказа, его пульс, то есть интонация и ритм. В этих немногих страницах ключ к “Марсианским хроникам”, ко всему Рэю Бредбери. Невозможно представить себе, что между ним и русским читателем стоит фигура толмача. Она прозрачна, и эта идеальная прозрачность — знак высшего мастерства.
Моя подруга Нина вышла замуж за швейцарца и поселилась в Женеве. У нее есть племянница Анжела — девушка-олигофрен, которую Нина часто увозила к себе и одевала, как куколку, как принцессу. А когда Анжела, вернувшись в Отечество, понесла от какого-то неизвестного и родила сына Глеба, Нина принимала самое деятельное участие в воспитании младенца и даже хотела его усыновить и увезти в Швейцарию, поскольку он угодил в Дом малютки.
Поэзия как энергия
«Русская поэзия в конце века. Неоархаисты и неоноваторы»
(«Знамя», 2001, № 1)
Бродский в своей Нобелевской речи утверждает, что поэзия — это явление языка. Вряд ли кто-нибудь станет с этим спорить: поэзия не существует вне слова, так же как и не бывает «поэта в душе» («Знаете, он пишет плохие стихи, но он поэт в душе!»). Да, действительно, явление языка, но не только. Поэзия — это прежде всего форма энергии.