современная проза

Собаку подарил мне дружественный архиерей, которого я знала еще с тех пор, когда он был молоденьким иеродиаконом. Тогда он был лаврским монахом и заканчивал Духовную академию, но его послали на послушание в патриархию, где он “сидел на письмах” патриарха Пимена и поэтому жил в Москве, прямо там, в Чистом переулке.

Покровителем Корфу считается святитель Спиридон Тримифунтский, хотя он никогда не жил на этом острове, а жил на Кипре, где нес христианское служение, совершал великие подвиги молитвы и милосердия и чудеса. Но на Корфу были перенесены еще в 1456 году из захваченного мусульманами Константинополя его мощи, и с тех пор он телесно и пребывает здесь, защищая и помогая всем, кто обращается к нему с верой и молитвой.

Дом этот достался мне чудом. Бог послал мне его множество лет назад по молитвам духовного моего отца игумена Ерма. Потому что как только тот поселился в Свято-Троицком монастыре, он все время мне говорил:

— Вам надо непременно купить здесь дом, чтобы не ютиться по чужим углам, а наслаждаться свободой.

Дюдя

Было время, когда игумен Ерм казался нам ангелом, спустившимся на землю. Во плоти ангел. Некий херувим, что несколько занес нам песен райских... Когда он еще жил в Лавре, на заре своего монашества, к нему в келью старцы посылали молодых постриженников как бы “на экскурсию”: идеальная келья монаха. Простота. Чистота. Нестяжательность. Единственным ее излишеством была серебристая змеиная кожа, которую подарил отцу Ерму мой друг — писатель и путешественник Геннадий Снегирев.

Единственное, что скрашивало тоскливое существование Брагонци в колледже Кварто-дей-Милле, - возможность погонять мяч. Но и у сей услады был горький привкус. Он ощутил его с первой игры, заметив, что, когда пора бить по воротам, даже самые лучшие, самые меткие игроки съеживаются и будто сдерживают себя: удар выходит неуверенный, слабый, и вратарь берет мяч как нечего делать. А ведь только что нападающий был исполнен решимости, храбро сражался за мяч, защищал его от противника, стремительно гнал к воротам, и потом… потом этот вялый удар.

В начале восемнадцатого века на строительстве Петербурга, где среди порабощенных Петром крестьян трудились тайные и явные противники никонианской веры, произошел побег. Несколько семей, тяготившихся невозможностью свободно следовать своим обрядам, устремились на волю. За беглецами была тотчас же учреждена погоня, но, теряя немощных духом и телом, самые крепкие из них сумели уйти от преследования. Однако страх быть настигнутыми гнал раскольников все дальше и дальше на восток. Приближалась зима, местность сделалась безымянной и глухой, и между бежавшими возникло разногласие.