Заявление об отставке

– Все? – спросил Хрущев. – Закончили? Все высказались?

Члены Президиума ЦК настороженно молчали.

– Тогда я скажу. – Хрущев встал и устало, медленно прошелся взглядом по присутствующим.

– Подведу, понимаешь, итоги. Но вначале ответьте мне: зачем из отпуска выманили?

Ответа не было, и Хрущев продолжал:

– Ну, сидел я в Пицунде и сидел бы до поры. Обделали бы здесь свои делишки, а меня... того... отравить можно было, а то и застрелить... Верно, Леня? – обратился он к Брежневу.

Тот побледнел и со страхом посмотрел на Суслова.

Суслов пожал плечами и проговорил своим мерным голосом:

– Это все не по существу, Никита Сергеевич. За кого вы нас принимаете?

– За того, кто вы есть, – резко ответил Хрущев. – Значит, хотите, чтобы все по закону было?! Соблюсти, так сказать, демократический централизьм? Ну, что ж, пожалуйста. Бороться за власть не буду. Не буду!– повторил он и сделал в воздухе некое движение сжатым кулаком. – Не пойду против мнения большинства. Наша партия занимает руководящую роль... Надо сохранить ее единство... А какое же это будет единство, если борьба в высшем руководстве? – Вздохнул. – Если были у меня грубые выражения или нетактичные поступки в отношении других членов Президиума и Секретариата ЦК, извините, в работе все случается... Хотя вины за эти упущения я с себя не снимаю. Но... – Хрущев повысил голос, – ...но ваши главные обвинения против меня отвергаю. Вы ведь только сегодня осмелели – а прежде? Кто из вас пытался заставить меня, так сказать, критически отнестись к собственным поступкам или решениям?

Все молчали. Брежнев потихоньку приходил в себя, а Суслов раздраженно разминал костлявые длинные пальцы.

– Никто не пытался. Все вы наперебой лишь поддакивали и во всем соглашались с моими предложениями. А теперь вдруг прозрели и требуете от меня самокритики.

– Что вы хотите сказать по существу, Никита Сергеевич? – повторил Суслов.

– Я хочу сказать, Михаил Андреевич, что всю вину за те или иные наши упущения многих лет вы пытаетесь свалить на меня.

– Разве не вы лично отвечаете за сегодняшние трудности в мировом коммунистическом движении? – блеснул очками Суслов.

– А разделение партийных комитетов на промышленные и сельские? – проскрипел Брежнев.

– Какие будут предложения? – обратился Суслов к присутствующим.

– Какие там предложения! – выкрикнул Игнатов. – Вот Родион Яковлевич скажет: так сократить нашу армию, нашу Советскую армию мог только враг!

– Вы же ж испортили отношения с творческой интеллигенцией! – Николай Викторович Подгорный сокрушенно вздохнул.

– Товарищи! – встал со своего места Микоян. – Предлагаю освободить Никиту Сергеевича от обязанностей первого секретаря ЦК с тем, чтобы он мог сосредоточиться на работе в должности Председателя Совета министров СССР.

– Это невозможно, – быстро сказал Суслов. – Его совнархозы неэффективны.

– Да-да, – подал голос Воронов. – Мы все знаем и слышали сегодня о его хозяйственных подвигах. Это надо прекратить как можно скорее.

– Других предложений нет? – спросил Суслов. – Тогда, Никита Сергеевич, вам надо подать заявление.

– Какое заявление? – спросил Хрущев.

– Как положено, об уходе с работы, – медленно, показывая безграничное терпение, выговорил Суслов.

– Ничего я подавать не буду, – резко сказал Хрущев. – Отправляете на пенсию, так и отправляйте без всяких заявлений. Это ваша идея, вы и организуйте.

– Но так положено, Никита Сергеевич, – тихо сказал Шелест, но его было слышно.

– Кто здесь может разобраться, что «положено», а что – «не положено»? – спросил Хрущев.

На этот раз воцаряющееся молчание прервал Брежнев.

– Мы тут, Никита Сергеевич, подготовили проект...

– Какой проект? – не сразу понял Хрущев. – Вы подготовили проект моего заявления об отставке?

– Ну да, – как ни в чем не бывало подтвердил Брежнев. – Вот, посмотрите.

Хрущев надел очки, стал читать.

Вначале про себя, но затем вернулся к началу и прочитал вслух:

«– Товарищи члены ЦК КПСС,

кандидаты в члены ЦК КПСС,

члены Центральной Ревизионной Комиссии КПСС

В связи с преклонным возрастом и учитывая состояние моего здоровья, прошу ЦК КПСС удовлетворить мою просьбу об освобождении меня от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС, члена Президиума ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР.

По изложенным выше причинам я не могу выполнять возложенные ныне на меня обязанности.

Обещаю Центральному Комитету партии посвятить остаток моей жизни и сил, работая на благо партии и советского народа, на благо построения коммунизма.

Эн Хрущев».

Прочитал, снял очки, вновь обвел взглядом всех присутствующих и спросил:

– Вы хотите, чтобы я это подписал?

– Да, хотим, – ответило ему сразу несколько голосов.

Хрущев вздохнул.

Помолчал.

– Нет, воевать я с вами не буду. Но такое заявление тоже не подпишу.

– Никита Сергеевич, – начал было Суслов, но Хрущев поднял руку с раскрытой ладонью.

– Я поправлю то, что вы здесь мне понаписали.

– Пожалуйста, – пожал плечами Суслов. – Но вы должны принять принципиальное решение.

– Я принял, – сказал Хрущев, доставая из нагрудного кармана авторучку и отвинчивая колпачок.

– Зачем тебе это нужно, Никита Сергеевич? – в нос спросил Брежнев.

– Для истории, Леня. Для истории КПСС.

Надел очки, взял листок с заявлением.

– «Товарищи члены ЦК КПСС, кандидаты в члены ЦК КПСС, члены Центральной Ревизионной Комиссии КПСС», – прочел он и на мгновение задумался. – Я не могу обращаться к людям, не зная, прочтут ли они это, согласны ли они с вашим решением или нет. Народ вы спросили?

– Народ рассказывает про вас анекдоты, – выкрикнул Воронов.

– Нет, – Хрущев будто не расслышал последнего. – Я напишу так... – Он зачеркнул обращение крест-накрест, поставив над строчками свое: «Членам Президиума ЦК Суслову, Брежневу, Подгорному, Косыгину»... – не стал перечислять всех, завершив неопределенным: «...и др.».

– «В связи с преклонным возрастом и учитывая состояние моего здоровья...». Зачеркнул. Почесал в затылке и стал вписывать крупными буквами: «Вы меня обмазали сегодня...» – Задумался: «а» или «о»? Произносил часто, да вот, поди ж ты, оказывается, как писать, не знал. – Написал через «а». Помедлил и добавил: «А я соглашаюсь с этим и...». Стал вновь читать. – Это я оставляю.

Суслов, не вполне понимая, что делает Хрущев, на всякий случай кивнул. Оставляет все же что-то.

– «По изложенным выше причинам я не могу выполнять возложенные ныне на меня обязанности». Кто это писал? Ты, Миша, или ты, Леня? Вы это решили, что у меня «преклонный возраст» и «состояние здоровья»? А впрочем, если оставить, как исправил я, то можно и ваши слова сохранить. – Вновь всмотрелся в листок. – Хотя все равно глупость. «Обещаю Центральному Комитету партии посвятить остаток моей жизни и сил, работая на благо партии и советского народа, на благо построения коммунизьма»... – Отложил бумагу. – Где это вы собираетесь отвести мне фронт работ? На даче, чтоб цветочки выращивал? Или кукурузу, которая у вас в печенках сидит, знаю! Подумали бы, что написали! Конечно, обнародовать это, – ткнул в листок, – вы не собираетесь, люди не увидят, но будет Пленум! Ведь и среди членов ЦК есть умные люди. Ученые люди. Академики. Покажите это Келдышу!

Вновь Хрущев взялся за правку.

Наконец закончил, стал перечитывать.

– Вот теперь как следует. Отображает событие и по форме, и по содержанию.

Поставил подпись, завинтил колпачок ручки и протянул заявление Суслову.

– Но так нельзя, Никита Сергеевич, – сказал Суслов.

– Можно, – сдавленным голосом произнес Хрущев и вытер ладонью глаза. – Можно.

Он пошел к дверям зала и только на пороге обернулся:

– И все-таки. Главное я сделал. Отношения между нами, стиль руководства поменялись в корне. Кому из нас могло даже привидеться, что он предлагает Сталину подать в отставку? – Не ожидая ответа, продолжил: – От нас бы мокрого места не осталось. А вы... – ткнул пальцем в сидящих, –...сняли меня простым голосованием.

Дверь за Хрущевым закрылась.

О сказанном им сразу забыли – надо было ставить последнюю точку.

– Что он там наворочал? – спросил Брежнев, вытягивая листок с заявлением из пальцев Суслова.

– Читайте вслух, – нетерпеливо потребовал Воронов.

Нацепив на нос очки, Брежнев стал читать – медленно, добросовестно, полностью:

«– Членам Президиума ЦК Брежневу, Суслову, Подгорному, Косыгину и др.

Вы меня обмазали сегодня… А я соглашаюсь с этим и прошу ЦК КПСС удовлетворить просьбу об освобождении меня от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС, члена Президиума ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР.

По изложенным выше причинам я не могу выполнять возложенные ныне на меня обязанности.

Уходя со сцены, повторяю Центральному Комитету партии, что бороться с вами не собираюсь и обливать вас грязью не буду, работая на благо партии и советского народа, на благо построения коммунизма.

Москва. 14 октября 1964 года.

Эн Хрущев». Подпись есть.

– Что будем делать, Михаил Андреевич? – спросил Шелепин, словно поддерживая немой вопрос, мечущийся в глазах Брежнева.

– Да ничего особенного, – ответил он. – Заявление он все же подписал, а официальный вариант у нас есть. Остальное – подробности. Будем выходить с предложениями на Пленум. Все. Заседание Президиума закрыто, товарищи.

– Пошли, – сказал Брежнев, и участники потянулись к выходу.