Nonfiction

Людей, покинувших нас в эту осень, все мы хорошо знали, личность каждого из них для нас внятна и очевидна. Ни с кем из них я не была в близких отношениях, но — в очень хороших коллегиальных. С каждым много было говорено на темы научные и общезначимые.

Август 1991 — конец советской власти и советской империи.

В последующие годы одно из трех важнейших событий жизни России ХХ века всячески снижено в своем историческом статусе. Оно замолчано властью, осмеяно и облито грязью чуть ли не большинством населения. При этом те, кто считает себя вменяемым, не отстают в этом от невменяемых — наоборот, совершенствуют приемы осмеивания и размазывания грязи.

В мае сего года в Музее им. А.Д. Сахарова я делала доклад перед учителями истории — победителями межрегионального конкурса школьных уроков по теме “История политических репрессий и сопротивления несвободе в СССР”. Должна признаться, что пока меня не пригласили с докладом, я ни о таких уроках, ни о конкурсе не подозревала — а он в этом году проводится в третий раз! И по результатам первых двух выпущены исключительно интересные два тома.

1

“...Первым слушателем “Жди меня” был <...> Кассиль. Он сказал мне, что стихотворение, в общем, хорошее, хотя немного похоже на заклинание” [1].

История писания и печатания такова.

27 июля 1941 года Симонов вернулся в Москву, пробыв не менее недели на Западном фронте — в Вязьме, под Ельней, близ горящего Дорогобужа. Он готовился к новой поездке на фронт — от редакции “Красной звезды”; на подготовку машины для этой поездки нужна была неделя.

Сороковые

От детства и отрочества старших братьев остался в углу их комнаты большой воздушный шар, аккуратнейшим образом склеенный из папиросной бумаги, натянутой на тонкие дранки; альбом “Но пасаран!” с перевернутым восклицательным знаком, книги про челюскинцев, авиацию и парашютный спорт (брат уходил на войну из авиационного техникума).

Грязная, черная, темная и крутая лестница на второй этаж Боевских бань. Очередь по всей лестнице. Мы ждем, когда часть людей помоется и нас впустят...

Краткий биографический экскурс в качестве преамбулы. 30 сентября 1981 года наш доклад на “Випперовских чтениях” был начат словами о том, что развернутая в стенах Музея изобразительных искусств выставка “Москва - Париж: 1900 - 1930” “волей-неволей актуализирует в сознании ее посетителей мысли о биографии - о биографиях тех, с чьим творчеством она нас знакомит; это особенно относится к отечественной ее части. Во-первых, это мысль о конце жизни героев выставки <...>.

История русского Карлсона такая запутанная, обросшая таким количеством побочных мотивов, что излагать ее, пожалуй, лучше всего в хронологическом порядке. Начиная с того мартовского утра 1956 года, когда ЛилианнаЛунгина, талантливая, но еще не успевшая прославиться переводчица, принесла из "Детгиза" домой очередную авоську скандинавских книжек для детей. Найти "проходную", то есть хорошую и одновременно отвечающую идеологическим требованиям советской цензуры, оказалось нелегко.

"Новый 'Сирано де Бержерак'? Зачем? С детства помню строчки Щепкиной-Куперник, и никакого другого 'Сирано' мне не надо. Да и есть уже, не считая того, самого первого, два других перевода: Соловьева и Айхенвальда! Театральные режиссеры выбирают, кому что нравится: полиричнее - Щепкину-Куперник, поэнергичнее - Соловьева, посценичнее - Айхенвальда. Зачем еще четвертый вариант?! А что до меня, то я и в оригинале помню чуть не каждый знаменитый монолог..."

В Москве уже привыкли в тому, что каждый год во время ноябрьской выставки Non-Fiction среди других литературных премий вручается учрежденная посольством Франции премия имени Мориса Ваксмахера за лучший литературный перевод с французского на русский. И вот теперь, начиная с 2007 года, аналогичная премия (за лучшую переводную книгу с русского) вручается французским переводчикам. Учредители ее - Фонд Первого Президента России Б. Н.

Собрание переводов - всегда большое искушение, большая честь, но и большой риск для их автора, ведь выстроенные в ряд работы могут обнажить излюбленные приемы, речевые обороты - словом, будет видна одна рука, и пусть даже это рука мастера, возникнет некоторая двусмысленность: чья скрипка первая - Шекспира или Пастернака, Бернса или Маршака? Что, собственно, значит «поэт-переводчик»? Переводчик поэзии непременно должен быть поэтом, иначе он сумеет скопировать скелет оригинала, передать ход образной мысли (хоть образ при этом растает), но никогда не передаст души и музыки стиха.