Владимир Нарбут (и «Хохол») на страницах петербургской газеты «Театр и спорт»
В январе—феврале 1912 года поэт Владимир Иванович Нарбут (1888—1938) сотрудничал с газетой «Театр и спорт».[1] Петербургское ежедневное литературно-театральное издание публиковало помимо программ и либретто столичных театров стихи, рецензии на сценические постановки, статьи, посвященные событиям художественной, литературной жизни. Время знаменательное в контексте и творческой биографии поэта, и истории русской литературы: уже создан и действует «Цех поэтов», но еще впереди провозглашение «акмеизма-адамизма» и последовавший затем скандальный выход в свет второго нарбутовского сборника «Аллилуиа» (СПб., 1912), запрещенного цензурой и повлекшего за собой судебное преследование. Так что — при содействии Николая Гумилева — Нарбут предпочитает уехать в этнографическую экспедицию (Сомали, Абиссиния), вернувшись только после общероссийской амнистии в связи с 300-летием дома Романовых в 1913 году.
Еще до отъезда из России на страницах газеты «Театр и спорт» Нарбут выступил не только как поэт и обозреватель литературного процесса, но и как критик в сфере изобразительного искусства. Что закономерно: он младший брат уже известного на тот момент художника-мирискусника Егора (Георгия) Нарбута и сам автор поэтического сборника «Стихи» (СПб., 1910). В его стилистике рецензенты отметили ярко выраженное живописное начало. Владимир оказал значительное воздействие на графику старшего брата — на ее фольклорно-сказочную тематику.
Представленные здесь публикации до сих пор ни в каких материалах о Владимире Нарбуте не фигурировали и интересны тем, что по ним можно судить о развитии эстетических взглядов поэта ab ovo.
Начнем поэтому с обзора выставки «Мир искусства» — по нему можно уловить общие предпочтения и критерии Нарбута в области эстетики ранней поры его деятельности. На фоне мирискусников-«стариков», которые «дали или пустячки, или произведения на старые замыслы», особое внимание он фокусирует на картинах Зинаиды Серебряковой: «Непередаваемо верно (вот куда с успехом можно применить бы шаблонное слово „живо“».[2] Второй явно выделенный автор — Николай Чурлянис (Микалоюс Чурлёнис), чьи картины запечатлевают «перевоплощение крайней фантастики в крайний певучий реализм».
Автор обзора демонстрирует приятие мирискуснической эстетики, работ А. Бенуа, И. Билибина, М. Добужинского, Б. Кустодиева, Е. Лансере, К. Сомова, В. Серова, Н. Рериха и других участников экспозиции. Однако за общим тоном доброжелательности уже проступает неудовлетворенность живописными подходами «стариков». При этом беспощадно-уничижительной критике Нарбут подвергает и явных авангардистов М. Ларионова («бездарная трескучесть») и Н. Гончарову («претенциозная и пустая»), представивших на выставке образцы «нового искусства». Нарбут воспринимает их эстетику сквозь призму мирискуснических установок. Однако уже через год для поэта актуализируется вопрос об идейно-эстетическом союзе с кубофутуристами.
