Знамя
* * *
Сонные чайки на сонной волне
нежатся, ибо довольны вполне,
что им бросают с ладошки
граждане хлебные крошки.
Видно у чаек не жизнь, а лафа —
это тебе не дурёха дрофа,
что, соблюдая обычай,
кормится скудной добычей.
Чем, изнывая в потугах труда,
некую рыбку тащить из пруда,
лучше в усердье упорном
перебиваться попкорном.
И не парить над поверхностью вод,
ибо любезен подобный развод
на остановке конечной
разве что Нине Заречной.
Дядя — племяннику:
вот что, дражайший наш писатель Анатолий
Васильич… если ты про нас не напишешь,
считай, что нас и на свете-то не было…
0.
Ибо роса Твоя — роса растений, и земля извергнет мертвецов.
Исаия, 26:19
Кассетник явился к участку еще до открытия. Стоял у ограды, в сторонке от кучки пенсионеров, собранных загодя нетерпением скорей изъявить свою волю.
С пылом не по летам, общественники обсуждали своих избранников. Подстегиваемый безудержной музыкой из репродукторов, пыл пожилых нарастал, грозил перейти за черту, проведенную избиркомом в отношении каких-либо элементов предвыборной агитации в день голосования.
Долгое путешествие автора на место действия романа, давным-давно законченного и где романист прежде никогда не бывал…
0.
Однажды, пятнадцать лет назад, журнал «Знамя» опубликовал мой роман «Быть Босхом» (№ 2, 2004), который имел подзаголовок: роман с биографией.
На летучках в «Юности» Борис Полевой, потирая руки, делился радостью: «Это же Сашка Дубчек, наш парень, он не подведет!».
Главный вспоминал свою молодость, когда в 1944-м во время антифашистского словацкого восстания подружился с Дубчеком, будучи спецкором «Правды». Сашка подвести не мог.
Однако подвел, и не только Полевого, но и весь наш лагерь, намереваясь, никого не спросясь, построить социализм с человеческим лицом в одной отдельно взятой стране.
Тут-то и подоспели.
Не уходит за десятилетия из памяти то августовское утро. Полвосьмого утра, забегаю в кухню попрощаться с Сашей, уходя на работу. В кухне включено радио — и мы слышим знакомые позывные: «Ши-ро-ка стра-на мо-я род-на-я…», предупреждающие о важном правительственном сообщении… И я говорю, ни минуты не размышляя:
— Мы вошли в Прагу!
Я ждала этого сообщения уже несколько дней. И — да, именно об этом нам через минуту сообщает торжественный голос диктора.
Недавно я услышал историю, участником которой мне якобы довелось быть.
«Фарца… фарцовщики…» Сейчас об этом много говорят, пишут и даже снимают документальные фильмы с непременными интервью очевидцев — бывших «штатников», или, проще говоря, постаревших стиляг. Вот и я пытаюсь припомнить, с чего все началось именно для меня? Наверное, как и для других, с желания хорошо одеваться. Но не просто хорошо, а стильно, модно, так, как одеваются на Западе.
Сталина похоронили 9 марта 1953 года.
И уже на следующий день Маленков потребовал «прекратить политику культа личности» — правда, пока не сталинской, а своей собственной, ибо в «правдинском» отчете о похоронах непропорционально много места было уделено ему, Маленкову, в сравнении с другими членами нового, как тогда говорили, «коллективного руководства».
Опасные два слова «культ личности», тем не менее, были выпущены на свободу, превратились в мем, и 19 марта Хрущев употребил их уже применительно к самому Сталину.
Прощёное воскресенье
В России Хронос побеждён,
к пространству пригвождён:
с погодой слит, с рельефом свит
и звездами блазнит.
Здесь Ленин Сталина дерёт
за рыжие усы.
Здесь Сталин Ленина ведёт,
схвативши под уздцы.
И птица Сирин здесь поёт
невиданной красы.
И в недрах — Древний Змей живёт,
и в кузнях — кузнецы.
Башмачкин мокрый снег жуёт,
Тряпичкин жжёт чубук.
И Клячкин открывает рот,
да вырубили звук.