Алексей Варламов: «Когда эти люди вернутся с передовой, мы получим мощную прозу…»
Алексей Варламов, один из крупнейших российских писателей, ректор Литературного института имени А. М. Горького, приезжал в Красноярск для участия в VIII конгрессе Российского общества преподавателей русского языка и литературы, прошедшем недавно в СФУ. Какова роль современной отечественной словесности, что ждет ее в будущем – об этом и многом другом его интервью НКК.
<...>
– Как вы оцениваете общественную и культурную значимость современной российской литературы? Нынешние писатели по-прежнему «властители дум»?
– Не думаю, что они властители дум именно как писатели. Если у литератора, помимо собственно его таланта и призвания, есть еще желание заниматься общественной, политической деятельностью, то тогда приставка «писатель» хорошо работает. Это придает вес его позиции, которая выражается именно в телеграм-каналах, в СМИ, но не на страницах художественных книг. А вот несколько десятилетий назад все было иначе. Повесть «Прощание с Матерой» Валентина Распутина имела не только читательский успех, но и реальное воздействие на действительность того времени, ведь можно с уверенностью говорить о том, что именно писатели в 70-х годах остановили проект по повороту сибирских рек в Среднюю Азию. Если посмотреть еще дальше в прошлое, то тургеневские «Записки охотника» сыграли огромную роль в отмене крепостного права… Не думаю, что сегодня художественный текст, именно как текст, обладает такой же степенью воздействия. Литература заняла другую нишу, и ее основная функция – эстетическая.
– Следовательно, само чтение превращается в занятие элитарное?
– Когда речь идет о серьезной художественной литературе – да. Если раньше популярность чтения была сравнима с популярностью эстрады, то сегодня это «консерватория», которую посещают истинные любители и ценители классической музыки. Такое превращение – данность, но ничего трагического я в том не вижу. Мне кажется, сегодня писателю нужно искать своего читателя или круг читателей. И, как правило, хорошие книги читателей находят. Не очень верю в то, что можно вернуть ту ситуацию, когда мы были самой читающей страной, однако если лет пятнадцать-двадцать назад, когда очень резко начали сокращаться тиражи книг и литературных журналов, у меня были опасения, что так все дойдет до нуля и писатели станут никому не интересны, кроме самих себя, то сегодня мы видим: все-таки до нуля дело не дошло. Обычная нынешняя практика – сначала тираж две-три тысячи, потом, если автор становится более известным, пять-десять тысяч и больше. Кроме того, сейчас очень популярны аудиокниги, электронные версии. То есть какое-то количество читателей набирается, пусть это и не шестизначные цифры, как раньше, но тем не менее… Большую роль стали играть книжные ярмарки. Люди туда приходят, потому что им интересно посмотреть на писателей и на то, что вообще сейчас издают.
– Вопрос к вам как ректору Литинститута. Этот уникальный вуз создан в ту эпоху, когда профессия литератора была в буквальном смысле профессией, потому что, попросту говоря, было куда положить трудовую книжку. Сегодня литературовед или критик могут устроиться в какую-нибудь редакцию или преподавать, а прозаик или поэт с дипломом литинститута куда пойдут? Понимаю, что вопрос наивный…
– Совершенно нормальный. Что касается поэзии, то она вообще более всех пострадала в результате перехода литературы к рынку. Не уверен, что за стихи вообще платят хоть сколько-то серьезные деньги – если, конечно, ты не поэт-песенник или поэт, выступающий на концертах с большим количеством публики. Вряд ли стихотворчество сейчас можно считать профессией – большинство людей пишет стихи из любви к самой поэзии. Но выпускники Литинститута находят себе место, прежде всего потому, что это люди, способные создавать самые разные тексты. Не обязательно художественные. Текст может быть публицистическим, аналитическим, социальным… Потребность в написании грамотного, яркого текста существует во многих сферах общественной и экономической жизни. Спичрайтеры, райтеры, редакторы, журналисты, пресс-атташе, литературные агенты, завлиты театров – это далеко не полный список тех сфер, где работают наши выпускники. Поэтому диплом Литинститута по-прежнему ценится. А жить только литературой могут позволить себе лишь немногие писатели. Дело тут в самой специфике нынешнего положения литературы в обществе. В советское время писательство могло быть очень прибыльным занятием, сегодня это не так.
– В нынешнем году отмечаются столетние юбилеи целой плеяды виднейших литераторов-фронтовиков – Виктора Астафьева, Юлии Друниной, Булата Окуджавы, Юрия Бондарева, Василя Быкова, Владимира Богомолова. Эта классика военной прозы и поэзии насколько важна для переживаемого нами момента?
– На мой взгляд – может быть, излишне пессимистичный, – художественное произведение, даже очень сильное, вряд ли способно изменить природу человека. Хотя высшая задача литературы именно в этом и заключается. Люди в книгах ищут чего-то другого – утешения, развлечения, возможно, поучения… Но главным образом человек сегодня хочет услышать историю, в которую он поверит, которая вызовет его сочувствие, интерес или просто эмоциональную реакцию. Литература сегодня больше стремится к музыке…
– То есть?
– Для русской литературы всегда были первичны смыслы, идеи, и читатель прежде всего их и искал. Сегодня идеями так активно начали заниматься журналисты, публицисты, ведущие телеграм-каналов, что пафосную роль литературы они взяли на себя. Литературе остается, как музыке, создание определенного эмоционального состояния. Мне кажется, сегодня задача писателя – попасть в унисон с определенным количеством читателей – через интонацию, образы, мотивы. Такие книги, как «Что делать?», после которой молодежь пошла в революцию, или «Архипелаг ГУЛАГ», делавший людей противниками советского режима, сегодня вряд ли появятся. А если и появятся, то будут прочитаны совсем иначе и совсем другой по числу аудиторией.
– Видимо, поэтому нет и широкой литературной реакции на спецоперацию. Говорят, что она породила свою поэзию, но один небольшой сборник – слишком мало. Стоит чего-то ждать в этом направлении?
– Конечно стоит. И очень многого – хотя бы потому, что среди тех, кто сейчас находится на передовой, несомненно, есть люди литературно одаренные, а для них сам факт пребывания в экстремальной жизненной ситуации неизбежно провоцирует огромные переживания и желание об этом написать. Думаю, когда эти люди вернутся, мы получим мощную прозу, которая станет более сильной, чем проза «афганская» или «чеченская». Не знаю, будет ли она сопоставима с «лейтенантской» литературой о Великой Отечественной войне – на ней все-таки побывали миллионы, и длилась она четыре года. Но происходящее сейчас – дай бог, чтобы оно поскорее закончилось – сильнейшая встряска для большого числа людей. Литература мимо таких вещей не проходит. Другое дело, какой она будет. Дискурсом, присутствующим в государственной пропаганде, в прессе, можно управлять, но я не очень верю в то, что можно направлять художественную литературу. И то, какие книги мы будем читать про СВО, – важный показатель, что значат для России эти события. Именно литература дает самый глубокий, верный и честный ответ. И еще один важный момент. Я много работаю с молодыми людьми. Принято ругать времена после развала СССР за бездуховность, безнравственность и еще много за что. Но у меня такого ощущения нет. Нынешняя молодежь выросла в условиях свободы, и я связываю с этим поколением надежду. У них все получится.