И свет во тьме светит. Павел Басинский о Борисе Зайцеве
На прошлой неделе 10 февраля исполнилось 140 лет прекрасному писателю Борису Константиновичу Зайцеву (1881-1972). Главный долгожитель среди русских писателей, эмигрантов "первой волны", Зайцев прожил 90 лет и скончался в Париже позже всех своих современников по дореволюционному писательскому кругу. Зайцев был современником не только Горького, Бунина, Леонида Андреева, но и позднего Льва Толстого. Он дружил - да, дружил, как младший товарищ, - с Антоном Чеховым, с которым познакомился в Ялте в 1900 году. Именно Чехов, а также Леонид Андреев поддержали молодого Зайцева в его писательской карьере. А она была очень длинной и сложной. Как и вся его долгая судьба, которая началась в Орле, а закончилась на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Странно, что Борис Зайцев, своим выдающимся и разносторонним художественным талантом нисколько не уступающий Бунину или, допустим, Ивану Шмелеву, так и не вошел в первый ряд писателей ХХ века. И даже в эмигрантской литературе остался как бы в тени других, более знаменитых. Хотя любопытно, что именно он с 1947 года и до конца своих дней возглавлял Союз русских писателей во Франции. И это вполне объяснимо: во время Второй мировой войны, когда среди писателей-эмигрантов произошел раскол на тех, кто сочувствовал Красной армии и желал победы СССР, и тех, кто едва ли не склонялся к тому, что "сломить" коммунизм важнее, чем победить фашизм, Зайцев всегда оставался в стороне от политики. Он писал свою прозу, исполненную подлинного христианского духа, создавал потрясающие биографии Тургенева, Жуковского, он написал непревзойденную до сих пор книгу о Сергии Радонежском (не житие, а скорее духовная биография), он занимался переводами Нового Завета, но в политику не лез. Она была противна его душе.
Разумеется, коммунизм был ему враждебен, и с Советской властью он никогда не заигрывал. Но вел переписку с Борисом Пастернаком в конце его жизни, переписывался с Анной Ахматовой. Он написал одно из самых мудрых писем Александру Солженицыну, когда того стали травить на родине:
"Александр Исаевич, чрез тысячу верст, нас разделяющие, и чрез жизнь, не позволяющую встретиться, направляю Вам благожелания и сердечное сочувствие". И далее, говоря о его книгах отмечает, что в них "не просто советская жизнь в вольном освещении", но и то, что их автор - "в злободневности, пестроте, в боли вчерашней".
"Вам труднее, кроме пафоса обличительного, чаще всего уводящего от высокого художества, Вас могут упрекнуть и в другом: вообще в перевесе документального, Choses vues, над вымыслом творческим. Но, слава Богу, есть и иное, Ваше органическое - в этом Вы в линии великой русской литературы XIX века, не подражательно, а врожденно. Есть глубокое дыхание любви и сострадание. Оно подземно у Вас, но подлинно. Вы его не "возглашаете", оно само говорит, даже Вас не спрашиваясь, голосом тихим и непрерывным" (1969).
А какое удивительное письмо он написал Анне Ахматовой, прочитав ее "Реквием"!
