Павел Басинский: «Тема ухода, исчезновения, новой жизни грела Толстого»

Сто десять лет назад, 20 ноября 1910 года, умер Лев Толстой. Великий писатель, автор «Войны и мира» и «Анны Карениной», скончался на неприметной до той поры станции Астапово Рязанско-Уральской железной дороги. Автор книг о Толстом Павел Басинский рассказал нам о семейной драме писателя, его духовном перевороте и взглядах, опередивших свое время.

— Вы долгие годы занимаетесь изучением жизни Толстого. Как по прошествии этих лет вы отвечаете на вопрос, которым Софья Андреевна озаглавила свою повесть — «Чья вина?», почему он решил уйти из Ясной Поляны?

— Моя книга «Лев Толстой: Бегство из рая» заканчивается одной из последних фраз в дневнике Софьи Андреевны: «Что случилось — непонятно, и навсегда будет непостижимо». Тем самым я как бы оставляю вопрос, кто виноват, открытым.

Со временем, вникая в эту ситуацию уже после выхода книги, я немного по-другому смотрю на ее героев. Например, на фигуру Владимира Григорьевича Черткова. Он, безусловно, вносил раскол в семью и был одной из причин ухода Толстого, подготавливая и осуществляя этот уход, не очень деликатно действуя через младшую дочь Толстого Сашу, которая ему была предана в тот момент. Но у него тоже была своя правда.

Чертков, как и Софья Андреевна, посвятил Толстому всю свою жизнь. В уходе Толстого семейные причины были все же главными: проблемы с завещанием, которое он подписал в пользу своей дочери Саши, а фактически — Черткова и где ни строчкой не были упомянуты его жена и дети, что Софье Андреевне было страшно обидно. Она узнала об этом каким-то образом, и жизнь в Ясной Поляне стала невыносимой.

Вообще же Толстой несколько раз собирался уходить из Ясной Поляны еще задолго до 1910 года. Причем если тогда он уехал в коляске с лечащим врачом Маковицким, то в 1884 году он буквально ушел из дома с котомкой и направился к Тульскому шоссе. Беременная Софья Андреевна его догнала и спросила: «Куда ты идешь?». А он ответил: «В Америку».

— Но ни в какую Америку Толстой тогда не уехал…

— Да, но тема ухода, исчезновения, новой жизни грела Толстого. Это одна из сокровенных идей, которая присутствует и в его творчестве, выступая в виде фиктивной смерти, когда человек как бы умирает, но на самом деле остается жив, только живет теперь под другим именем и в совершенно новом качестве. Это есть и в «Живом трупе», и в «Посмертных записках старца Федора Кузьмича», где Толстой принимает легенду, что Александр I не умер в Таганроге, тело его подменили, а сам он в виде старца скитался по Сибири.

В «Отце Сергии» герой, чтобы скрыться от популярности, связанной со своей как бы святостью, совершает гнусный поступок, уходит от прежней жизни и становится другим человеком. От бешеной популярности хотел уйти и Толстой. В это многие не верят. Думают, что он ловил кайф от безумного количества паломников в Ясную Поляну, фотографов и операторов, которые его бесконечно снимали. Нет, его это совсем не грело.

Однако скрыться от посторонних глаз у него не получилось. В поезде, в котором ехал Толстой, был корреспондент «Русского слова» Константин Орлов. Я иногда шучу, что, если бы у него был аккаунт в поулярной соцсети, он бы в режиме реального времени описывал уход Толстого, а так посылал телеграммы со станции — и они печатались в газете.

— Не уходил ли Толстой умирать?

— Ничего подобного. Толстой не думал, что едет навстречу смерти. Он уходил жить, но по-другому, совершенно не предполагая, что заболеет воспалением легких в поезде и умрет в Астапове. Он думал, что поедет то ли на Кавказ, то ли в Болгарию, было несколько вариантов пункта назначения.

— При этом сначала он поехал в Оптину пустынь…

— С поездкой в Оптину пустынь все тоже очень интересно. Тем верующим и церковным людям, которые с уважением относятся к Толстому и не считают его дьяволом, хочется предполагать, что он ехал в Оптину пустынь, чтобы покаяться и примириться с церковью. Я так не думаю.

Толстой действительно хотел встретиться со старцем Иосифом, но тот был болен. Толстой два раза подходил к его келье, но его не позвали, а он, как человек с аристократическим воспитанием и деликатный, не мог зайти к больному, если его не приглашают.

О чем он мог бы говорить с Иосифом, мы не знаем. Не думаю, что он бы пал на колени и просил вернуть себя в церковь. Ничто об этом не говорит. До конца своих дней Толстой считал себя христианином, но не церковным.

Дальше он поехал в деревню Шамордино к своей любимой младшей сестре Машеньке, служившей монахиней в Шамординском монастыре. Он поехал к ней, даже думал там остановиться, жить — не в монастыре, а в деревне. Но приехала дочь Саша, привезла письма от детей, от Софьи Андреевны. Толстой понял, что Софья Андреевна найдет его здесь. Он этого боялся, чувствуя свою вину, что ушел в тот момент от, мягко скажем, не вполне здоровой жены. Он понимал, что если она будет сильно на него давить с завещанием, то его рука дрогнет. Это было бы предательством по отношению к Черткову. В общем, Толстой оказался между двух огней. Он пишет в дневнике: «Они раздирают меня на части. Иногда думается уйти ото всех». Вот его состояние последнего года.

— Вы упомянули про завещание Толстого. Он ведь его неоднократно переписывал, с чем это было связано?

— В завещании Толстого было два ключевых момента. Первый - как обойтись с его телом после смерти. В 1895 году умер Николай Лесков, который завещал похоронить себя чрезвычайно скромно: в дешевом гробу, без венков и речей. Толстому это понравилось, и в своем первом завещании, написанном в дневнике, он отметил: похоронить, где умру: в дороге, так в дороге на кладбище, без речей, без отпевания, но, если близким и родным захочется меня хоронить по православному обряду, то пусть хоронят по православному. Это завещание было компромиссным. После отлучения от церкви в 1901 году посмертная воля Толстого стала куда жестче: похоронить в лесу, без обрядов, без речей и отпевания, на том месте, где его брат Николенька якобы зарыл зеленую палочку, на которой был написан рецепт человеческого счастья.

Второй момент завещания, который возникает уже ближе к концу жизни Толстого, касался его главного наследия — литературных прав на его сочинения, за которые уже при его жизни зарубежные издатели предлагали десять миллионов золотых рублей. Сейчас это миллиарды!

Между тем в 1901–1902 годах Толстой чуть не умер в Крыму, в Гаспре, на вилле графини Паниной. Он пережил подряд три смертельные болезни. Уже прощался с сыновьями, давал им напутствия. Софья Андреевна записывала в дневнике: «Мой Лёвочка умирает». Толстой тогда выжил, но все понимали, что умереть он может в любой момент.

Все имущество он уже раздал в 1891 году детям и жене. Это и Ясная Поляна, и дом в Хамовниках в Москве, и земли, где были самарские имения. Что же до его произведений, то Толстой уже в начале 1890-х годов через письмо в газеты отказался от литературных прав. Он хотел, чтобы и после его смерти его вещи печатал кто угодно, а родственники ничего не получали.

Софья Андреевна была категорически против этого, говоря мужу: «Если ты умрешь, я не отдам твои литературные права всем». Толстого это раздражало. Тогда и возник чудовищный конфликт между Чертковым и Софьей Андреевной. Сложилась невыносимая ситуация, и Толстому пришлось уехать. Если бы Софья Андреевна понимала юридическую подоплеку вопроса, то, может быть, вела бы себя похитрее, потому что Толстой вообще не хотел писать никакой юридической бумаги. Юридизм был противопоказан Толстому, он был анархистом. После его смерти все бы автоматически перешло к его жене и детям, а Черткову не досталось бы ничего.

<...>

— Исследователь Достоевского Игорь Волгин сказал: «Достоевский — это писатель двадцатого века, а Толстой — двадцать первого». Пророком двадцатого века действительно стал Достоевский с его катастрофическим сознанием, вниманием к грядущим потрясениям, катастрофам. А Толстой — мыслитель скорее цивилизационный. Его интересует, как правильно должна развиваться цивилизация. Она все равно развивается неправильно, не по-толстовски, но внутри нее тем не менее в двадцатом и особенно в двадцать первом веке начинают проявляться умственные массовые движения, которые очень близки к тому, что провозглашал Толстой.

Все цивилизованные страны за исключением некоторых американских штатов отказались от смертной казни. Это то, о чем говорил Толстой. Нельзя человека убивать: не вы ему дали жизнь и не вам ее отнимать, кем бы он ни был.

— Поразительно, насколько поздний Толстой предугадал современные тренды!

— Религиозная толерантность, неприятие смертной казни, отрицание насилия — это все вещи, которые Толстой провозглашал. Они тогда казались очень сумасбродными, а Толстой говорил: «То, что говорю сейчас, через сто лет будет ясно как Божий день». В какой-то степени он оказался прав. Взять хотя бы общемировое движение в защиту животных, движение «зеленых». Волонтерские движения — такое практическое христианство: не отдавать бесконечно поклоны, а идти и помогать ближнему, больному непосредственно. Движение хиппи или как сегодня молодые люди уезжают из города и пытаются работать на земле — это тоже такой модный тренд. Это все очень близко к идеям Толстого.

Читать интервью полностью >>>

В полной версии интервью содержатся ответы на следующие вопросы:

• Это было желание Толстого — не пускать Софью Андреевну, когда он умирал на станции Астапово?
• В вашей недавней книге с говорящим названием «Соня, уйди!», вы беседуете с журналисткой Екатериной Барбанягой о Софье Андреевне. Какова ее роль в судьбе Толстого?
• Интересно, что Толстому прочили в жены старшую сестру Сони, Лизу, но в последний момент он изменил свое решение. Почему он все же предпочел Соню?
• Что, на ваш взгляд, стало главной причиной духовного переворота Толстого?
• А насколько сильно на семейный разлад повлияла гибель младшего сына Толстого, Ванечки?
• Почему, по-вашему, именно Черткову удалось так очаровать Толстого?
• Возможен ли был компромисс между Чертковым и Софьей Андреевной?
• Толстого часто противопоставляют Достоевскому. В чем их принципиальное отличие?