Скипетр и лира
На заре создания европейской мысли, в 360 году до нашей эры Платон отказал поэзии в праве на существование в условиях идеального государства. Аргумент, который, который великий философ приводит в обоснование, поражает девственной наивностью: «поскольку она такова». В другом месте диалога «Государство» Платон всё-таки расшифровывает неожиданную для античного грека неприязнь к поэзии: «на обладает способностью портить даже настоящих людей, разве что очень немногие составят исключение; вот в чём весь ужас».
Число поэтов, которые активно занимались государственной деятельностью, достаточно велико: достаточно вспомнить Гёте, Державина, Тютчева, Клоделя, Сен-Жон Перса. Перечислены исключительно фигуры первого эшелона. Мне приходилось обсуждать эту тему с покойным Евгением Сабуровым — замечательным поэтом, которому довелось побывать вице-премьером России, а впоследствии возглавлять Правительство Крыма. Он объяснял феномен общим для поэтов и политиков «механизмом принятия решений». Что имелось в виду, я так до конца и не понял, однако тема поэта во власти, пожалуй, представляет интерес никак не меньший, нежели классический сюжет противостояния поэта и властителя.
Дьявольская разница: соучаствовать во власти (пусть и на достаточно высоком уровне) — и оной властью единолично обладать. Из приличных поэтов, на деле обладавших властью, можно вспомнить разве что императора Великих Моголов Бабура и Лоренцо Великолепного — плюс некоторых средневековых трубадуров, вроде Гильома Аквитанского или Тибо Шампанского. Прочие примеры: баловавшиеся стишками Ричард Львиное Сердце, Генрих VIII, Иван Грозный, Мария Стюарт или императрица Екатерина Великая — представляют интерес скорее экзотический. Зато в памяти человечества навсегда остались ужасающие примеры того, что может случиться, если абсолютная власть попадёт в руки поэта посредственного. Достаточно вспомнить Нерона или Мао.
Всё вышеперечисленное относится, вроде бы, к достаточно отдалённой истории — однако и в ХХ веке был случай, когда подлинный поэт, покрытый мировой славой, являлся практически единоличным властителем государства. Наш рассказ — о том, как это произошло и что из этого получилось.
Речь о Габриэле д’Аннунцио и его знаменитой Республике Фиуме. Поскольку вся эта история (как и само имя д’Аннунцио) связаны с последующим торжеством фашизма — о ней десятилетиями предпочитали не вспоминать. Лишь недавно два замечательных (и также, к прискорбию, покойных) российских поэта — Илья Кормильцев и Елена Шварц — опубликовали, независимо друг от друга, исследования, посвящённые данной теме. Почему история Республики Фиуме будоражит воображение человека пишущего догадаться несложно: искус попытаться создать идеальное государство не на бумаге, а на практике будоражил человечество исстари. От легендарного короля Артура до вполне реального императора Фридриха II Гогенштауфена, от фаланстеров социалистов-утопистов до хиппистских колоний. Однако воплотить подобную попытку довелось только Габриэле д’Аннунцио.
В конце XIX — начале ХХ веков его имя было знакомо всякому образованному европейцу. Д’Аннунцио был не только одним из самых популярных поэтов своего времени, но и — как ныне выражаются — культурной иконой. Эдакой поп-звездой. Буквально каждое его слово транслировалось газетчиками, каждый шаг становился предметом пересудов. А обсуждать было что. Начнём с того, что Габриэле был, действительно, подлинным Поэтом: именно так (с большой буквы и с определённым артиклем: Il Poeta), его — единственного после Данте — именовали итальянцы. Однако Италия — это ещё не вся Европа. Следуя урокам Петрарки, д’Аннунцио на протяжении десятилетий занимался созданием собственной мифологии, причём делал это напоказ, публично, восхищая и шокируя обывателей. Что в этом было от подлинного жизнестроительства, а что от банального тщеславия — выделить трудно. Перечислим факты. В день поступления в продажу первого большого сборника Габриэле «Новая песнь» поступает телеграмма, сообщающая и трагической гибели юного поэта. Новость перепечатывается во всех газетах, книгу раскупают как горячие пирожки. Телеграмму дал, естественно, сам д’Аннунцио, не удосужившись даже предупредить о мистификации родителей. Ныне подобные трюки в порядке вещей, однако для XIX века это было чересчур. Подобный чёрный пиар на практике ещё никем не применялся. Д’Аннунцио по праву можно считать (наравне с Вагнером) одним из его пионеров.
Габриэле первым из серьёзных литераторов оценил потенциал жёлтой прессы. Сначала он становится автором множества скандальных публикаций — а потом и их героем. Неиссякаемой темой насмешек, зависти и восхищения является его карнавальный стиль жизни: эпатирующая роскошь, которой окружает себя звезда, постоянная жизнь взаймы и скандалы с кредиторами. Ну и, конечно же, женщины. В этом смысле д’Аннунцио даёт фору и Казанове, и прочим прославленным сердцеедам прошлого. Его романы с легендарными актрисами Элеонорой Дузе и Сарой Бернар, аристократками Луизой Казатти и Гравиной Ангуисола, художницами Барбарой Леони и Ромэн Брукс не сходят с газетных страниц. У д’Аннунцио имеется и законная супруга — аристократка Мария ди Галлезе, родившая ему троих детей — но женщины проходят через его постель конвейером. Они исхитряются как-то сосуществовать друг с другом и образуют подобие гарема, сопровождающего Габриэле, где бы он ни был. Практически каждое творение Поэта имеет в своей основе подлинную историю — и довольно часто их публикация сопровождается вызовами на дуэль. Д’Аннунцио дерётся бессчётное количество раз — всегда выходя победителем. Смертоубийств, однако не случается, и всё это лишь служит дополнительной приправой к его — и без того чрезмерному — романтическому ореолу.
Впрочем, однажды приходится платить по счетам. Габриэле ранят в голову, а врач обрабатывает рану модным в те годы антисептиком — перхлоратом железа. От воздействия химиката Поэта навсегда остаётся лысым. И это — в 23 года! Ныне, вглядываясь в многочисленные изображения д’Аннунцио, просто диву даёшься: и что находили в нём женщины? Маленький лысый человечек с безумными глазами и огромным носом. Кажется, никакого обаяния. Обратимся за ответом к воспоминаниям одной из его подруг — юной в те годы Айседоры Дункан: «Этот лысый, невзрачный карлик в разговоре с женщиной преображался, прежде всего, в глазах собеседницы. Он казался ей почти что Аполлоном, потому что умел легко и ненавязчиво дать каждой женщине ощущение того, что она является центром вселенной».
Вершиной скандальной популярности д’Аннунцио стало его отлучение от Церкви. Произошло это после парижской премьеры одной из самых его известных пьес — «Мученичества святого Себастьяна». Музыку к постановке написал Дебюсси, декорации выполнил Бакст, а в главной роли выступила скандально известная танцовщица Ида Рубинштейн. Бывшая открытая лесбиянка, она также не сумела устоять перед обаянием Поэта. Исполнение роли святого лесбиянкой (да ещё и еврейкой) переполнило чашу терпения Святого Престола. 8 мая 1911 года д’Аннунцио был отлучён от Церкви и чтение его произведений запрещено католикам. В народе между тем бытовали легенды, одна другой красивше и неправдоподобнее. Маринетти рассказывал, что каждое утро для вдохновения Габриэле купается в морском прибое — верхом на лошади и нагой — пока на берегу его поджидает с пурпурной мантией великая Дузе. Жарро утверждал, что он носит туфли из человеческой кожи и пьёт вино из черепа девственницы.
К сказанному можно добавить, что д’Аннунцио активно соучаствует в зарождении новейшего чуда — кинематографа. Поставленная по его сценарию шестичасовая (!) киноэпопея из жизни Древнего Рима «Кабирия» — с немыслимыми по масштабу массовками и декорациями — является, в сущности, предтечей всех современных голливудских блокбастеров: от «Клеопатры» до «Трои».
Этот разгул декаданса, вероятно, мог бы продолжаться ещё довольно долго, но грянула Первая Мировая. И тут рафинированный эстет неожиданно преображается. Он (в возрасте 52 лет!) отправляется в действующую армию в скромном чине капитана. Сначала участвует в атаках торпедных катеров, а потом становится военным лётчиком. Отличается беспрецедентной отвагой. Во время одного из боевых вылетов теряет глаз — с этого момента облик Поэта дополняется пиратской повязкой. В августе 1918 он руководит первым в истории налётом дальней авиации на столицу враждебной страны: группа итальянских лётчиков бомбардирует Вену. И без того легендарный, д’Аннунцио становится подлинным национальным героем.
По окончании войны его беспрецедентная популярность — сопоставимая разве что с популярностью Гарибальди — превращается в головную боль для всех игроков на итальянской политической сцене: от правительства до рвущегося к власти Муссолини. И тут-то — чрезвычайно удачно — подворачивается авантюра с Республикой Фиуме. Фиуме (ныне хорватский город Риека) — порт на Адриатике, 80% населения которого составляли итальянцы. По итогам войны великие державы склонны были отдать его только что образованной Югославии...
Дальше: Кольцо А
