«Толстовец» Павел Басинский считает, что писатель не должен тиражировать прежний успех
Лауреат Госпремии и «Большой книги», известный циклом книг о Льве Толстом и другими серьезными исследованиями, вдруг написал любовный «роман-фейк». Что побудило, как говорит сам Басинский, «поженить ежа с носорогом»?
— Я имел неосторожность пошутить насчет попытки поженить ежа и носорога, намекая на жанровый эксперимент. «Любовное чтиво» — это попытка соединить психологическую прозу с жанром любовного романа в самом его массовом варианте — в мягкой обложке, что продаются в газетных киосках. А вскоре в Сети вышла разгромная рецензия и карикатура, где я в облачении священника венчаю носорога с ежиком в чепчике.
— Обиделись?
— Ни в коем случае. Это проявление обычного читательского консерватизма. От меня по привычке ждут основательных биографических книг, а когда я пишу художественные романы, это не очень приветствуется. Вот так же критика щипала и мой первый роман «Полуденный бес, или Жизнь и приключения Джона Половинкина». Спрашивали: зачем вообще он это писал? У меня нет ответа, пишу то, что хочется.
— Кажется, подобный вопрос задавали и Толстому, когда тот писал «Анну Каренину».
— Я далек от мысли сравнивать себя с Толстым. Но факты таковы, что в 1873-м, через четыре года после выхода мощного исторического романа «Война и мир», имевшего огромный успех, Лев Николаевич пытается писать о Петре Первом, создает хрестоматию «Азбука». И вдруг ни с того ни с сего начинает писать любовный роман. В письмах к Страхову и Фету сетует, что сюжет пошлый, надоел ему хуже горькой редьки. Но пишет и пишет целых четыре года. И создает роман, который до сих пор считается лучшим в мире:
Писатель не должен бесконечно тиражировать прежний успех. Мне было интересно сделать пародию на жанр, но без пренебрежительной иронии. Глупо смотреть на жанр сверху вниз. Люди читают, значит, им это нужно, значит, это тоже литература. Кстати, не надо думать, что сложить любовную историю легко. Ничего подобного! Вокруг этого и сам сюжет разворачивается. Серьезный писатель Иннокентий Иноземцев пытается написать любовный роман. А параллельно в его жизни развивается настоящий любовный сюжет...
<...>
— Документальная проза, как говорят ее авторы, своего рода писательский пост. Тогда любовный роман — это пиршество?
— В определенном смысле документальную прозу писать легче — у тебя уже есть интересный герой, есть история, опирающаяся на документы, — остается сложить материал в конструкцию. А художественная вещь не предполагает заданности — здесь нужно подключать фантазию, чтобы создать свой отдельный мир. Хотя в любовном романе тоже присутствует канон. Вот классическая схема: героиня, простая девушка из провинции, Золушка, влюбляется в босса или в знаменитого актера. Он смотрит на нее снисходительно, но любовь настигает и его. Или наоборот: героиня — бизнесвумен с несложившейся личной жизнью...
Все это пишется в соответствии с читательскими ожиданиями, обманывать которые нельзя. Скажем, в такой истории не должно быть много героев — лишние лица отвлекают. Понятно, обязателен счастливый конец. Я все эти тонкости изучил, перед написанием «Любовного чтива» перечитав уйму любовных романов, где на обложке героиня в кринолине обнимает мускулистого мужчину, похожего на Тарзана.
— Одновременно с «Любовным чтивом» вышла ваша новая книга из толстовского цикла «Соня, уйди!». Как ее встретила публика?
— У биографии Софьи Андреевны отличные рейтинги. Мне самому кажется, что она вышла живой. По форме это диалоги-споры между мужчиной и женщиной. Писали мы ее вдвоем с поэтом и прозаиком из Санкт-Петербурга Екатериной Барбанягой. Катя — молодая мама двоих детей и в каких-то вопросах лучше, чем я, понимает Софью Андреевну. В первом же диалоге «Введение в софьеведение» мы сразу обозначили, что говорим не о спутнице и тени гения, а о яркой личности, сумевшей написать на полях его биографии свою историю. Неслучайно ее мемуары называются «Моя жизнь». Да, это жизнь при муже — но человека с собственными привычками, характером, мировоззрением. Читательницы даже говорят, что это напоминает инструкцию к счастливой семейной жизни.
<...>
— Это уже пятая ваша книга о Толстом. Первая, «Бегство из рая», вышла в 2010-м — и стала бестселлером. Толстой не отпускает?
— Я хотел написать историю ухода из Ясной Поляны — последнего, мучительного поступка Льва Николаевича. Но книга разрослась до цельной биографии Толстого, описывающей его отношения с детьми, с Софьей Андреевной. Потом появился «Святой против Льва» — о полемике Толстого с церковью. Потом «Лев в тени Льва» — об отношениях с сыном Львом Львовичем. Да, Толстой не отпускает. Я и сейчас работаю над продолжением цикла — книга называется «Подлинная история Анны Карениной».
<...>
— Многие его [Толстого] идеи и в самом деле были утопичными, не так ли?
— Да, потому что опережали время. Но то, что выглядело сумасбродным в XIX веке, оказалось нормальным в веке XXI. Например, отмена смертной казни, движение против убийства животных, вегетарианство, возвращение к жизни вблизи природы, религиозная толерантность, признание права каждого верить по-своему... Может быть, когда-то воплотятся и его антимилитаристские и антигосударственнические идеи. Просто пока мы не можем обойтись без армии и властной вертикали. А старик был мудр. И хотя с ним отчаянно спорили самые передовые русские философы, сколько ни читаешь Соловьева, Бердяева или Ильина, понимаешь, что Толстой смотрел дальше.
