Трагическая хвала сущему. Владимир Смирнов об Иване Бунине
Он родился 22 октября (по новому стилю) в 1870 году в Воронеже. Скончался 8 ноября 1953 года в Париже. Величие Бунина-художника слишком очевидно, чтобы впадать в славословия. Бунин – великий русский прозаик, замечательный поэт, изумительный переводчик и автор поражающих воображение воспоминаний, эссеистики и публицистики. Время никак не уменьшило содеянное писателем.
О чýдных стихах Бунина большей частью принято писать как о чём-то подчинённом, второстепенном рядом с его повествовательным искусством. Когда-то, разумея среднестатистического читателя, Владимир Набоков насмешливо указал на это обстоятельство: поэзия Бунина – «забава человека, обречённого писать прозу». Отмеченная Набоковым глуповатая снисходительность звучит во множестве писаний и оценок и в наши дни.
Вспоминая 20–30-е, да и 40-е годы прошлого столетия, Георгий Адамович, примечательнейший персонаж той эпохи, писал: «Иногда, в пору расцвета русской литературной жизни в Париже, при спорах о поэзии на каком-нибудь собрании дело доходило до того, что о Бунине как о поэте просто-напросто забывали, и случалось это не раз». Подобное сопровождало художника всю жизнь и не могло не вызывать в его страстной и пристрастной натуре недоумения, огорчения и ревнивой несправедливости к чужому. Потому не кажется странной самовлюблённостью запись Бунина в дневнике за 1943 год: «Перечитывал свои «Избранные стихи». Не постигая, как они могли быть не оценены». Знаменательное, очень трогательное признание, хотя звучит мальчишеская обида и недоумение.
К сожалению, особенно в наше время распространены попытки сделать из великого художника и великого русского характера заштатного белогвардейца. Бунин чувствовал, понимал и видел, при всей его гневной желчи, несколько по-другому: «Приму всё, что будет благом для Родины».
Осенью 1917 года он писал и не только в связи с известными событиями, которые надвигались на Россию, но о гораздо большем, что вскоре станет жутью:
Презренного, дикого века
Свидетелем быть мне дано,
И в сердце моём так могильно,
Как мёрзлое это окно.
Сколь многое, неотвратимое и страшное, он предчувствовал и предрекал задолго до всех потрясений, крушений, «большого ветра из пустыни». Суровая твёрдость воззрений определяла его сторонность в суете и обольщениях художественной жизни. Он никогда не служил злобе дня, он старался служить добру вечности. Прав был Владислав Ходасевич: «Бунин обогащает нас опытом, а не «идеями».
В сочинениях Бунина – будь то проза или поэзия, – удалённых от «забот и неволь», предстают потрясённое сознание и смятенное чувство человека «нового времени». Это касается всего: прошлого и настоящего, земли и неба, красоты и ужаса, души и духа, плоти и разума, «родного и вселенского». Бунин и в прозе, и в стихах всегда изобразитель. Никакого выражения, вне полноты изображённого, для него не существует. Правдивое и строго резкое изображение как раз и открывает бездны, «роспись мира», по выражению Набокова.
Кстати, о пейзажах, о природе. Изображение природы – одно из несомненных достоинств искусства Бунина, признаваемых даже недругами. Вот поэтому для художника «нет никакой отдельной от нас природы, каждое малейшее движение воздуха есть движение нашей собственной жизни».
Даже большие писатели невольно оказываются во власти стилизации, особенно когда речь идёт об историческом. Бунин всегда чувствует душу предания, душу памяти. В ранние свои годы он записал в дневнике: «Церковь Спасана-бору. Как хорошо: Спас-набору! Вот это и подобное русское меня волнует, восхищает древностью, моим кровным родством с ним».
Нечто частное в прозе и стихах Бунина всегда является живой принадлежностью безгранично огромного. Огромное он интимно приближает к познающему сознанию за счёт невообразимо правдивой частности: «И верховой кивал, как неживой, / Осыпанной звезда´ми головой».
Если вернуться к «единственному» слову, даже в нескольких строках оно строит картину, в которой частное, оставаясь частным, восходит к всеобщему.
Сбылось предначертанное поэтом, а может быть, и сбывается:
…Народ мой! На погибель
Вели тебя твои поводыри!
Таково Бунинское стояние во правде, его огненная несговорчивость «со временем и временами».
Октябрьскую революцию Бунин не принял решительно и категорически, отвергая, как «кровавое безумие» и повальное сумасшествие, всякую насильственную попытку перестроить человеческое общество. В немалой степени этому способствовал его «метафизический консерватизм» – вера в незыблемость первооснов бытия, данных свыше, в то, что любое изменение их может привести к апокалипсической судороге «дикого века». При этом надо помнить, что Бунин на рубеже XIX и XX веков придерживался, и этого не скрывал, симпатии к умеренной социал-демократии.
В поздние годы Бунин писал: «Я же чуть не с отрочества был «вольнодумец», вполне равнодушный не только к своей голубой крови, но и к полной утрате всего того, что было связано с нею…»
Признание писателя: «Дела общественные, политические совсем раздавили мою душу». Этими началами пронизана дневниковая проза Бунина тех лет «Окаянные дни». После довольно длительного пребывания в Одессе Бунины в январе 1920 года покинули Россию. Это замечательно изображено в рассказе «Конец» (1921 г.).
Стихов в 20-е и 40-е годы написано мало, но среди них лирические шедевры. В 1929 году в Париже вышла итоговая книга Бунина-поэта «Избранные стихи». В чисто эстетической плоскости он и в стихах, и в прозе явил себя «архаистом-новатором», по словам Ходасевича. В эмиграции Буниным написано десять новых книг прозы, среди них «Роза Иерихона», «Солнечный удар», «Божье древо», «Митина любовь». Запись Бунина на полях рассказа «Солнечный удар»: «Ничего лишнего» – эстетический «символ веры» писателя, одним из проявлений которого явилось создание в 1927–1930-м кратких рассказов, несущих в себе редкую изобразительность. В 1927–1933 гг. Бунин работал над своим самым крупным произведением – «Жизнь Арсеньева». Чудесно назвал эту вещь Ходасевич – «вымышленная автобиография». За редчайшим исключением произведения Бунина эмигрантской поры построены на русском материале, окрашенном в ностальгические тона.
Потому в официальном решении о присуждении Бунину знаменитой премии отсутствуют какие-либо определения общественно-политического толка: «Решением Шведской академии от 9 ноября 1933 года Нобелевская премия по литературе за этот год присуждена Ивану Бунину за строгий артистичный талант, с которым он воссоздал в литературной прозе типичный русский характер».
В годы Второй мировой войны Бунин создаёт книгу рассказов «Тёмные аллеи». Он писал, что «все рассказы этой книги только о любви, о ее тёмных и чаще всего очень мрачных, жестоких аллеях». Бунин считал эту книгу самой совершенной по мастерству, особенно рассказ «Чистый понедельник»: «Благодарю Бога, что он дал мне возможность написать «Чистый понедельник».
Уже в рассказах 1912–1916 гг. Бунин противопоставляет личному бытию ветхозаветную «печаль пространства, времени», проявляющую и обостряющую красоту мира – «трагическую хвалу сущему» (Ф.А. Степун).
В произведениях этой поры Бунин утверждает новый тип рассказа, в котором воплощены особенности прозаического повествования. Рассказ являет единство «эпического» времени и «лирического» пространства – жёстко событийно ограниченного и строго локализованного. Стилистически и композиционно произведения ориентированы на «пушкинскую» краткость, точность и ясную глубину. Резкая конфликтность ситуаций, трагически неразрешимая в истоках, на житейской поверхности разрешима лишь смертью. Таинственная основа жизни нередко реализуется в поэтике Бунина в сквозных образах-символах пространственной безграничности: океан, море, бездонное небо, бескрайность степей и полей, дорожная даль (для Бунина некоторые черты национальной психики и мироотношения русского человека обусловлены созерцанием этих «огромных, широких и вечных вещей»). Восприятие «современности» с точки зрения «вечности» не делало Бунина писателем «антисовременным», но придавало видению современного особые тона. Это позволило Бунину, несмотря на известную удалённость от актуальной проблематики, оставаться художником в сложнейшей форме, ангажированным эпохой, воплотившим в своих сочинениях потрясённое до оснований сознание человека «нового времени».
В 1950 году в Париже вышла книга Бунина «Воспоминания». Эту работу принято ругать за злобность и неправедность автора, но это великое и дерзкое сочинение, исполненное высших достоинств, даже памятуя о несправедливости автора. Это всё равно остаётся правдой, выраженной с небывалой страстностью.
Завершая эти краткие заметки о великом русском писателе и великом русском характере, невольно вспоминаю рассказ близкого с Буниным писателя, Л.Ф. Зурова: «30 января [1954 года], на восходе солнца, перенесли тело Ивана Алексеевича из временного склепа в постоянный. <…> В нём стоял, дожидаясь погребения, – среди других гробов – гроб Ивана Алексеевича. Мы с Верой Николаевной выехали в это морозное утро из спящего ещё Парижа в Сен-Женевьев де Буа. Поля были под снегом. Во время панихиды перед поднятием гроба солнце выходило из-за леса. Снег розовел. Служба была строгая, напоминающая зимнее фронтовое погребение. Мороз был жестокий… Провожало Ивана Алексеевича к могиле всего одиннадцать человек».
