Fiction

* * *

А всё могло бы быть иначе,
И — «через годы и века» —
Цветы на подмосковной даче,
Трава, деревья, облака.

Невдалеке резвятся дети.
И Вы читаете мне вслух.
Неважно что — хотя бы эти
Четыре строчки. Хватит двух:

«Невдалеке резвятся дети.
И Вы читаете мне вслух».

* * *

И — никогда... И больше — никогда...
Ладонь царапнув, вспархивает птица.
И в собственных объятиях вода
Бессмысленно под берегом кружится.

Вернуть? Догнать? Вопрос стоит не так.
Жизнь только в том, чего не быть не может.
И это вечно юное «тик-так»,
Боюсь, уже небытие итожит.

Они сошлись — начала и концы.
И на столе меж скомканных бумажек —
Четыре желтых лужицы пыльцы
От некогда стоявших здесь ромашек.

Автор этой публикации выбрал для нее стихи из пяти книг Монтале, начав со второй и третьей книг поэта, признанных вершинами его творчества. «Обстоятельства», вторую свою книгу, Монтале посвятил И. Б. — Ирме Брaндeйс, американской итальянистке, не единственной, но, быть может, главной, женщине в его жизни, с которой он познакомился во Флоренции в 1933 году и которая вынуждена была покинуть Италию в 1938 году после принятия в стране фашистских законов «о чистоте нации» (Ирма была еврейкой).

Осмысление

Вывожу на белой бумаге
обретший форму буквы
звук Т
и добавляю
прочие буквенные знаки
звуков, составивших слово Творец.

Когда говоришь, они не видны,
буквенные знаки
произносимых звуков,
язык сам
наделяет все слова смыслом,
любовью к жизни, чувствами,
болью и печалью.

В апреле 1838 года в письме из Рима М. П. Балабиной Гоголь писал: “...вам, верно, не случалось читать сонетов нынешнего римского поэта Belli, которые, впрочем, нужно слышать, когда он сам читает. В них, в этих сонетах, столько соли и столько остроты, совершенно неожиданной...” Сонеты Белли, которые ходили в списках по Риму, не могли не прийтись по вкусу тому, кто, обладая редким чувством юмора, сам умел посмеяться и посмешить своих читателей и зрителей своих комедий.

*   *   *

Кто к боли сызмальства приучен
И непреклонен, словно вексель,
Тому и с воинством гремучим
Передвигать границы весей,
Сверять листы расстрельных списков,
Кивать вернувшимся с побывок,
Многозначительно присвистнув,
Иуд приканчивать в затылок.

* * *

Не сон ли видимое мной,
Когда, задумчиво пестрея,
Оканчивает круг земной
Пространство памяти и зренья,

Где извивается по дну
Внезапная подвижность рыбья,
И верность скользкому пятну
Готовится расправить крылья,

И сруба мшистая бадья
С мошкой, вертлявой по-холопски,
Выдавливает забытья
Несбывшиеся отголоски.

И письменностью явь искрит
Через бугрящиеся своды,
И дни, читаясь, как санскрит,
С мучительным экстазом сходны?

Вступление Евгения Солоновича

Желание познакомить читателей «Иностранной литературы» с новой поэзией Италии стимулировала небольшая антология «Новейшая итальянская поэзия», составленная поэтами Маурицио Кукки и Антонио Риккарди. Книга вышла три года назад, но не сразу попала в поле зрения переводчиков, и то, что они тотчас не бросились наверстывать упущенное время, позволило им, как они полагают, отобрать из нее наиболее интересное.

Альберто Карамелла

Если вы никогда не видели миниатюрных фрегатов с полной оснасткой, красующихся по воле искусных умельцев в самых обыкновенных бутылках, для вас останется непонятным, почему Габриеле Романьоли озаглавил свою книгу, из которой выбраны эти рассказы, “Корабли в бутылках”. Между тем заглавие это отражает главную особенность книги, верно подмеченную одним из рецензентов: “Там, где другие написали бы роман либо, на худой конец, повесть, Романьоли втискивает повествование в пределы машинописной страницы, то есть в тридцать строк на машинке, чуть больше или чуть меньше”.