стихи
Герой
Кажется, этот корабль сам не туда плывёт.
Капитан обманут. Он четвертые сутки пьёт.
И помощник болен морской болезнью, и всех мутит.
И огромная рыба над мачтой во тьме летит.
Вся команда на нервах, сорвана с якорей:
где-то спутали звездную карту с картой семи морей,
и теперь, если верить лоцману, дымящему не спеша,
то ли они у чёрной дыры, то ли — у Золотого Ковша.
* * *
Мне об этом сказал философ: “Вы так
удивляетесь, а ведь при всех режимах,
чтобы Россия вовсе не развалилась, ее, как свиток,
увивают пелены связей нерасторжимых”.
Вся — в любовях вечных и безответных,
вся в порыве, в буйстве, в стремленье, в тяге,
в тайнах, клятвах, кладах, словесах секретных,
взорах — через степи, вздохах — сквозь овраги.
Вся она, выходит, как бы сплошь — разлука,
ибо страсть ее — без отклика, роковая,
и стрела любая, пущенная из лука,
попадает мимо, каленая и кривая...
* * *
Я одним глазком заглядывала в Бейрут,
и одной ногой зашагивала в Багдад,
и в Дамаск запускала руку, и был обут
в сапожищи Ливанских гор и багров закат...
А глаза закрою — он ярче горит сто крат.
Я входила в Ерусалим под его звезду.
Целовала в белые камни, в старческий лоб
и в маслины, скукоженные в Гефсиманском саду,
в бугенвиль кровавый его, в острый иссоп.
До сих пор мои губы чувствуют жар, озноб.
Саул и Давид
Царь Саул и поныне ищет души Давида.
Но Давид вовек не убьет Саула.
Ибо — только вместе с Саулом умрет обида.
Ибо — только вместе с Давидом поет опала.
И тоска ликует. И смерть глядит, как невеста.
Но когда псалмопевец смолкает и петь не может,
царь Саул себе не находит места:
чуждый дух терзает Саула, гнетет и гложет.
Но Давид, повторяю, вовеки — пророк, изгнанник —
не убьет Саула на царской его кровати,
ибо тот — Помазанник и Избранник,
хоть и богооставлен, а все не лишен печати.
ЭН-ДЕН-ДУ
* * *
Смерть представляетс в одушевленном виде,
то есть - живою,
паче же - особой женского пола.
Старой девой или вдовой военного; так - вполне пожилою,
разгадывательницей кроссвордов в журнале «Семь и школа».
Непременной общественницей, активисткой в ЖЭКе.
Может быть, даже работницей городского собеса
иль профсоюза, шарящей по картотеке
подслеповато, с кариесом во рту, без сугубого интереса.
ИСПАНСКИЕ ПИСЬМА
I
Дорогой! Я живу все блаженнее, то есть — бездумней, чудесней:
не копаюсь в себе, а беру что ни попадя, с края,
говорю невпопад и ни к месту, испанские песни
на ходу напевая...
Жить с тоскою российских затурканных интеллигентов,
замороченных миром и городом, — сущая мука!
Все зависит, как в музыке, только от пауз, акцентов,
да еще — чистоты, долготы одиночного звука.