стихи

* * *
I.

Как отдаленному потомку
Невнятен пращура посыл,
Сопротивляться ли потоку,
Который стольких за борт смыл,

Неясен день, и сер, и скуден,
И суетлив, и беготлив,
Как в днища тонущих посудин
Вотще вбегающий отлив.

И мне воскреснуть не мешало б,
Восстав таким, как искони,
Забыв об источеньи жалоб
Сквозь атмосферные слои.

Понесся б, словно на ледянке,
Ни помня ни добра, ни зла,
Когда б струя подъемной тяги
Меня за облако несла.

* * *

А всё могло бы быть иначе,
И — «через годы и века» —
Цветы на подмосковной даче,
Трава, деревья, облака.

Невдалеке резвятся дети.
И Вы читаете мне вслух.
Неважно что — хотя бы эти
Четыре строчки. Хватит двух:

«Невдалеке резвятся дети.
И Вы читаете мне вслух».

* * *

И — никогда... И больше — никогда...
Ладонь царапнув, вспархивает птица.
И в собственных объятиях вода
Бессмысленно под берегом кружится.

Вернуть? Догнать? Вопрос стоит не так.
Жизнь только в том, чего не быть не может.
И это вечно юное «тик-так»,
Боюсь, уже небытие итожит.

Они сошлись — начала и концы.
И на столе меж скомканных бумажек —
Четыре желтых лужицы пыльцы
От некогда стоявших здесь ромашек.

Автор этой публикации выбрал для нее стихи из пяти книг Монтале, начав со второй и третьей книг поэта, признанных вершинами его творчества. «Обстоятельства», вторую свою книгу, Монтале посвятил И. Б. — Ирме Брaндeйс, американской итальянистке, не единственной, но, быть может, главной, женщине в его жизни, с которой он познакомился во Флоренции в 1933 году и которая вынуждена была покинуть Италию в 1938 году после принятия в стране фашистских законов «о чистоте нации» (Ирма была еврейкой).

Осмысление

Вывожу на белой бумаге
обретший форму буквы
звук Т
и добавляю
прочие буквенные знаки
звуков, составивших слово Творец.

Когда говоришь, они не видны,
буквенные знаки
произносимых звуков,
язык сам
наделяет все слова смыслом,
любовью к жизни, чувствами,
болью и печалью.

*   *   *

Кто к боли сызмальства приучен
И непреклонен, словно вексель,
Тому и с воинством гремучим
Передвигать границы весей,
Сверять листы расстрельных списков,
Кивать вернувшимся с побывок,
Многозначительно присвистнув,
Иуд приканчивать в затылок.

* * *

Не сон ли видимое мной,
Когда, задумчиво пестрея,
Оканчивает круг земной
Пространство памяти и зренья,

Где извивается по дну
Внезапная подвижность рыбья,
И верность скользкому пятну
Готовится расправить крылья,

И сруба мшистая бадья
С мошкой, вертлявой по-холопски,
Выдавливает забытья
Несбывшиеся отголоски.

И письменностью явь искрит
Через бугрящиеся своды,
И дни, читаясь, как санскрит,
С мучительным экстазом сходны?