Алексей Варламов: «Когда создавался роман “Душа моя Павел”, призрак давно ушедших времен не казался таким близким и грозным»

Варламов Алексей Николаевич
Июл 12 2022
Сцена из спектакля / пресс-служба Российского академического молодежного театра (РАМТ)

Нынешний сезон ознаменовался для Российского академического молодежного театра (РАМТ) появлением в его репертуаре одного из самых сильных спектаклей последних лет —  «Душа моя Павел». Художественный руководитель и режиссер Алексей Бородин, несмотря на весьма почтенный возраст, поставил по-настоящему актуальную, остро звучащую, а главное, молодежную историю о том, что взрослеть и расставаться с иллюзиями больно, что мир не делится на черное и белое, что тот, у кого иная, отличная от твоей, точка зрения, далеко не всегда враг, а то, что ты искренне любишь, не обязано быть идеальным. Начало 1980-х. Наивный парень Паша Непомилуев приезжает из далекого закрытого города в Москву поступать на продвинутый филологический факультет МГУ имени Ломоносова. Свято верящий в то, что нет на свете лучше и справедливее страны, чем СССР, он сталкивается с реальностью позднего Советского Союза, где лозунги и гладкие речи подменили убеждения, а жизнь сильно отличается от того, что говорят с трибуны. IPQuorum пообщался с автором книги, ректором Литературного института имени А.М. Горького Алексеем Варламовым.

— Как началось Ваше сотрудничеством с РАМТом?

— С РАМТом дружил бывший ректор Литературного института Сергей Николаевич Есин. А потому, когда несколько лет назад я познакомился с Алексеем Владимировичем Бородиным, сразу же нашлось много общих тем. Уже потом он прочитал мой роман «Душа моя Павел» и предложил его инсценировать. Я согласился, о чем ни минуты не жалею.

— При этом сами перекладывать роман не стали. Инсценировкой занималась выпускница Литинститута Полина Бабушкина. Вмешивались в процесс?

— Нет. Я прекрасно понимаю, что сохранить текст целиком невозможно. Даже Булгаков «резал» «Белую гвардию», чтобы сделать из нее «Дни Турбиных». Скольким ему пришлось пожертвовать, чтобы зрители сходили в буфет и успели после спектакля на трамвай. А вообще я очень благодарен Полине за то, что она бережно отнеслась к моему тексту и это спектакль именно по моему роману, а не по его мотивам, скажем.

— Неужели нет ничего, что хотелось бы сохранить?

— Если мне чего-то и жаль, так это церковную линию. Она важна для понимания моего героя. От мистики тоже практически ничего не осталось. Но я сразу для себе решил, что доверяю профессионалам.

— А когда увидели готовый спектакль, какие были впечатления?

— Абсолютно фантастические. Не ожидал, что получится такой современный многоголосый спектакль. Что в нем будет столько динамики, музыки, пластики, хореографии. А какой подбор актеров! Начиная с главного героя, которого великолепно играет Даниил Шперлинг, и вплоть до небольших ролей. Мне кажется, Бородин принял очень верное решение — дать молодым артистам свободу действия, не сковывать их, а направлять. Он действует скорее как дирижер, который ведет за собой, но оставляет маневр для игры.

Совершенно потрясающим и неожиданным для меня оказался момент, когда замечательный актер Александр Девятьяров (до этого я был поражен его игрой в «Сыне» Юрия Бутусова) читает со сцены фрагмент «Слова о полку Игореве». В романе, само собой, я не стал приводить цитату из древнерусского текста. Более того, мне казалось, что этот разговор в принципе несценичен. Но оказалось, что это настолько ошеломляюще звучит, что сразу думаешь: «Вот это — литература, а все, что мы делаем — так себе».

— Алексей Николаевич, неужели правда существует некое общество, которое тщательно хранит правду о том, когда и кем было написано «Слово о полку Игореве»?

— Нет, конечно! Историки литературы окончательно пришли к выводу, что текст написан в XII веке, и никаких сомнений быть не может. Хотя, по моим ощущениям, в истории со «Словом» все равно остается много загадок и противоречий. Оно как будто выламывается из времени. Язык XII века, что блестяще доказал академик Зализняк, но герои, художественные приемы как будто взяты из более поздних времен. «Слово» — это блуждающая комета, которая движется по одному ей ведомому пути. Возможно, этим я хотел передать те ощущения, которые сам испытал, когда впервые его прочитал. Как это сделано, как написано. Такое чувство у меня только Пушкин вызывает. Вот мне и захотелось этой темы коснуться в романе.

— Можно сказать, что все литературные пристрастия Ваших героев отвечают Вашим вкусам?

— Не напрямую, конечно. Но в какой-то степени оно навеяно филологическими спорами, которые в свое время мы вели в универе. Хотя, когда роман прочитали мои друзья, с которыми я учился, они сказали: «Нет, не были мы такими».

— У каждого героя есть прототип?

— Нет, что Вы. Но в них, само собой, можно найти черты того или другого моего однокурсника. По-настоящему прототип есть только у Паши Непомилуева, но и то довольно отдаленный. На филфак поступали в основном дети из московских интеллигентных семей, да и те, кто приезжал из других городов, тоже были, как правило, достаточно начитанными и образованными людьми. Он же оказался эдакой белой вороной, говорил с грубыми ошибками, многого не знал и абсолютно не вписывался в нашу среду. Конечно, никакими диссидентами мы не были, но прекрасно понимали, что комсомол, общественные работы, партия — все это туфта. Участвовать в этом нужно только по необходимости и, если вспомнить шварцевского «Дракона», постараться не стать первым учеником. А он искренне хотел быть первым, причем не из каких-то корыстных побуждений. Не был ни карьеристом, ни лицемером, но, правда, верил в светлое социалистическое будущее. И вот много лет спустя именно он показался мне самым интересным персонажем моей юности. Почему? Потому что это — роман взросления. У нас была в каком-то смысле более удобная точка отсчета для роста, а у него — менее. Поэтому его рост оказался в итоге самым большим и стремительным.

<...>

— Ну а то, что Вы начали писать роман, когда пришли на пост ректора Литинститута, тоже совпадение?

— Не совсем. Дело в том, что, став ректором, я должен был уйти из МГУ. Написать своею рукою «прошу уволить меня по собственному желанию», и это было очень тяжелым решением, так как с университетом связана вся моя жизнь. И тогда я дал себе обещание написать роман-благодарность, сказать спасибо этим прекрасным стенам. В итоге получилось посвящение не только филфаку, но и людям, а вместе с ними и тому времени, которому, несмотря на все глупости, несуразности — меньше всего мне хочется его идеализировать и лакировать, — я страшно признателен. Хорошего было очень много.

— Например?

— Наверное, самым прекрасным в нем было то, что мы были невероятно голодными до знаний и впечатлений. Этого, к сожалению, сегодня лишено большинство студентов. И не только Литературного института. Им слишком легко дается любая информация. Они могут найти практически любую книгу, посмотреть какой угодно фильм. В интернете на любой вопрос можно найти ответ. И от этого у очень многих нет никакой потребности что-то узнавать, преодолевать сложности.

Мы же были лишены такой роскоши. Пойди посмотри фильмы Тарковского, когда их нигде нет. Приходилось проявлять немалую изобретательность, ехать куда-то на окраину Москвы, где случайно шел «Андрей Рублев» или «Зеркало». Попробуй попади в Театр на Таганке. Чтобы добыть заветный билет, порой приходилось выстаивать в очереди целую ночь. Попробуй раздобудь роман «Мастер и Маргарита» Булгакова. В библиотеке он на руках, в магазине — не продается. Заметьте, я даже не говорю про запрещенную литературу. Томик стихов Цветаевой, Ахматовой, Пастернака было не купить. Люди потому так жадно читали, что знали всему этому цену. Я ни в коей мере не призываю вернуть былые реалии, но нам приходилось буквально драться за знания, а это все-таки хорошо.

— И при этом Вашего героя принимают в университет, хотя он недобрал проходной балл и путает двух Островских. Как такое возможно?

— Декан факультета прочла его сочинение и поняла, что это замечательный текст.

— Как ректор Литинститута Вы бы его тоже приняли?

— Конечно! Я бы поставил пять баллов не глядя. Точнее, наоборот, внимательно посмотрев.

— Право на инсценировку предоставили Вы или издательство?

— Я. Издательство никак не согласовывало этот процесс.

— В Литинституте преподают такую дисциплину, как авторское право?

— Конечно. Ведет наш первый проректор Людмила Михайловна Царева. Это очень важный предмет. Человек должен разбираться в своих правах и грамотно выстраивать отношения с издательством.

— К сожалению, у нас не так хорошо развита такая профессия, как литературный агент…

— Но у всех топовых авторов они есть. Сложно, скорее, начинающим.

— Почему такой специальности нет в Литинституте?

— Мы не можем выйти за рамки образовательной программы и нашей специальности, которую прописываем в дипломе — литературный работник. Но, безусловно, человек с дипломом Литературного института может стать прекрасным литературным агентом.

Читать полностью...