Как стать писателем: очередь в русскую литературу протянулась до "Макдональдса"

Геласимов Андрей Валерьевич
Варламов Алексей Николаевич
Ноя 25 2019
В ноябре 2019 Алексей Варламов и Андрей Геласимов побывали в Риге.

В рамках европейского турне в Риге недавно побывали российские писатели Алексей Варламов и Андрей Геласимов. Заглянули они и в рижскую 40–ю среднюю школу, где встретились со старшеклассниками. Общение вышло неформальным, искрометным и насыщенным. "Какие замечательные ребята учатся у вас школе! Читают Пелевина, знают "Метро 2033" Глуховского…" — заметил позже Андрей Валерьевич, который, к слову, является автором "Тотального диктанта — 2020".

"Есть настоящие удачи"

А вот Геласимова и Варламова, увы, не знали. Но это досадное упущение теперь наверняка будет восполнено. Ведь Алексей Варламов — автор не только популярных романов, но и как минимум семи биографий из серии ЖЗЛ, в числе которых исследование жизни и творчества Алексея Толстого, Михаила Булгакова, Андрея Платонова, Василия Шукшина. Однако же на слуху — все больше раскрученный Дмитрий Быков с биографиями Пастернака и Горького…

Андрей Геласимов — театральный режиссер, автор девяти романов, один из которых — "Степные боги" — получил премию "Национальный бестселлер", другой — "Холод" — вошел в лонг–листы "Большой книги", "Ясной поляны" и "Русского букера". В 2016–м английская версия "Холода" добралась до верхних строк рейтинга на американской платформе Amazon, а вообще романы Геласимова переведены не только на крупнейшие языки мира, но даже и на эстонский. По его произведениям ставят спектакли, снимают фильмы и сериалы, такие как "Жажда", "Ке–ды", "Дом на Озерной", "Мой любимый раздолбай". Еще в 2005–м на Парижском книжном салоне Андрей Геласимов был признан самым популярным во Франции российским писателем, обойдя Улицкую и Акунина…

— А в телевизоре и на радио нас нет, потому что в основном там доминирует либеральная точка зрения, — пояснил Геласимов. — Лично я не ассоциирую себя с либерально мыслящей интеллигенцией и к либерализму отношусь так, как когда–то Достоевский. Мне кажется, для России это очень хороший знак, который говорит о том, что у нас нет цензуры.

Помимо перечисленного, московские гости имеют самое непосредственное отношение к кузнице писателей, Литературному институту им. Горького: Алексей Варламов — его ректор, а Андрей Геласимов — лектор.

— В этом году конкурс в Литинститут был небывало высокий, в соцсетях публиковали фото с толпами абитуриентов — они от Пушкинской площади до "Макдональдса" доходили, — замечает Андрей Валерьевич. — Этакая очередь в русскую литературу, вы тоже можете в нее встать. Очень хорошие ребята приходят. С ними мы занимаемся разбором и анализом классических текстов, а потом они пишут свои рассказы и повести. Есть настоящие удачи.

Писатели и издатели

— О чем сегодня нужно писать, чтобы у вас купили рукопись?

— Например, Дмитрий Глуховский пишет очень успешные вещи, завязанные на играх и кинематографе, — говорит Геласимов. — Его "Метро 2033" — постапокалиптическая история, знаете, да? Только что вышел фильм "Текст" по второй его удачной вещи, идет в кинотеатрах по всей России. Вы маленькие еще, наверное, и не играли в игру Fallout — скорее ваши папы играли. Дима в своем "Метро 2033" оперся именно на Fallout и развил ее. Так что современной аудитории нормально зашло. Мой друг, замечательный режиссер Сергей Александрович Соловьев, как–то перерассказал свой разговор с композитором Исааком Шварцом: "Я приезжаю к нему на дачу, слушаю его музыку и говорю: здесь похоже на Шопена, а тут — на Бетховена. Шварц в ответ улыбнулся и ответил: "Воруйте, где только можете, деточка. Плагиат — не всегда плагиат, иногда это плохо преодоленное восхищение!". Как сформулировано! Думаю, в случае с Глуховским было плохо преодоленное восхищение.

Причем сначала он ходил с рукописью по издательствам и ему везде отказывали. Тогда Дима стал выкладывать главы своего "Метро" на интернет–платформе с бесплатным доступом, и там быстро сложилось комьюнити вокруг его Вселенной. В итоге издательства стали сами предлагать ему купить права, и цена вопроса была уже совсем другая. Я думаю, с одних продаж прав на Xbox и Play–station он уже в шоколаде.

Хочется, чтобы в литературе появились свежие голоса. Именно поэтому я публикую в издательствах "Городец" и "Ковчег" начинающих авторов — надо дать шанс тем, кто не попадает в крупные издательства. Такие гиганты российского рынка, как "Эксмо" и "АСТ", берут только людей с именами, которые вдобавок работают сериями и могут сразу 5–6 романов предложить.

Понять и простить

— Андрей Валерьевич, ваш главный герой всегда с чем–то борется. Это обязательное условие?

— Обязательное. Я всегда ставлю героя в крайнее положение. Вообще жизнь — это крайнее положение. Только родился — и все, привет, пошел замес, борьба. Самая первая моя повесть "Жажда" была о моих студентах. Дело было в конце 90–х, когда началась вторая чеченская кампания. Это было очень тягостное время для России, ведь мальчишки, почти ваши ровесники, уходили с первого курса на войну. С теми, кто вернулся, я потом беседовал.

Это такая посттравматическая история, которая очень хорошо пошла — ее быстро перевели на английский, французский, итальянский, испанский. Я думал, почему успех случился в Европе, Америке, и понял, что у каждой страны в наше время есть этот поствоенный синдром. Все воюют. Американские парни возвращались тогда из Ирака, сейчас они возвращаются из Сирии… Как–то мой издатель показал мне журнал Time со словами: смотри, это твой герой! А на обложке — фото сержанта американской армии, у которого нет лица: реально мясная котлета и два глаза из этой отбивной смотрят. Я–то просто придумал своего героя: что он ехал в БТР, в машину попала граната, прожгла броню и взорвалась внутри. Как говорили воевавшие парни, из горящей машины сначала выносят тех, кто шевелится, подает признаки жизни. А мой герой, поскольку граната рядом взорвалась, потерял сознание и вырубился. Только в последний момент поняли, что он жив. Но к тому моменту, когда его вытащили, у него уже сгорело лицо.

У французов тоже был свой синдром — они воевали в Алжире в 60–е годы. Во многом это колониальные истории, потому что великая страна, как правило, воюет не на своей территории. Ну, с Чечней получилось, что Северо–Кавказские республики все–таки административно принадлежат Российской Федерации, и мы–то воевали у себя. Но поскольку воевали там пацаны рязанские, якутские, иркутские, они находились не на своей территории, так как Кавказ — это совершенно другая история, культура. Могут вдруг взять и голову отрезать… Но жесткача у меня в повести нет, нет боевых сцен и отрезанных голов. Я писал только о том, как потом эти вернувшиеся парни интегрируются обратно в общество и, самое главное, пытаются простить. Сначала — окружающий мир за то, что с ними так поступили. А потом себя — за то, что они там сделали…

Штрихи к двум портретам

— Как отличить художника от ремесленника?

— Тут стоит вспомнить Алексея Толстого и Михаила Булгакова, — говорит Алексей Варламов. — Два человека — очень разные, но в чем–то похожие, потому что оба хотели успешно прожить свои жизни. Толстому это удалось. Он интересен тем, что мог работать во всех жанрах: тут тебе и фантастика, и исторический роман, и социально–психологический роман, и детская сказка. Издавался при жизни: слава, деньги, успех — все у него было. Булгаков хотел того же, но у него ничего не получилось. При жизни его не печатали. Он писал классику и совершенно не хотел быть гонимым писателем, этаким подпольным Мастером, живущим в подвальчике. Но судьба посадила его в золотую клетку: сиди там и пиши то, что прогремит через 30–40 лет после твоей смерти.

Кстати, последнее произведение Булгакова — вовсе не "Мастер и Маргарита", а пьеса "Батум", посвященная молодому Сталину. Очень часто либеральные биографы Булгакова говорят: не удержался Михаил Афанасьевич на высоте — всю жизнь так мужественно противостоял системе и вдруг в конце прогнулся перед властью. Но это абсолютная клевета и полное непонимание булгаковской психологии. Он писал пьесу вовсе не потому, что пошел на сделку с властью, а потому, что уважал Сталина, — это видно по документам и письмам.
Премьера назначена, актеры репетируют. Но в последний момент Сталин прочитал "Батум" и сказал: "Нэ так все было". И пьесу запретили. Это был чудовищный удар, от которого Булгаков уже не оправился.

У меня есть интересный момент по поводу Булгакова и Алексея Толстого. Они оба в конце 20–х годов очень просились за границу. Булгакову отказали, а Толстому разрешили. Почему? Потому что он предъявил доказательства того, что больше уже не останется на Западе, как в первый раз. Он написал "Эмигрантов", где облил грязью своих бывших друзей — тех, с кем выпивал в парижских кафе, с кем тосковал по России и мечтал вернуться. Он их так обмазал, что стало понятно: после этого ему действительно остаться будет нельзя. И его выпустили за границу. То есть это человек, у которого талант был на посылках. Что надо, то и напишу. Вот что такое Алексей Толстой.

А Булгаков — совсем другая история: он сам был на посылках у своего таланта. Не он выбирал тему, а тема выбирала его. С точки зрения здравого смысла, вот зачем ему надо было писать "Мастера и Маргариту"? 30–е годы, Советский Союз. Помните, когда Воланд узнает, о ком Мастер написал роман, — о Понтии Пилате, — даже переспрашивает: о ком? вы не могли найти другой темы? С сегодняшней точки зрения, говоря о писательской стратегии, понятно, что надо быть Алексеем Толстым и писать то, что купят и опубликуют. Поэтому, на мой взгляд, Булгаков выше Алексея Толстого — превосходного ремесленника. Булгаков пишет роман, который будет опубликован непонятно когда, а при жизни ничего ему не принесет. Но настоящий художник не властен над замыслом, замысел берет его в плен…

Наполеон я или лох?

— Андрей Валерьевич, вы считаете, что в школе Достоевского нужно изучать с осторожностью. Почему?

— Я знавал нескольких молодых ребят, у которых от Достоевского просто снесло башню. И жизнь пошла… странно. Потому что Федор Михайлович всегда заглядывает на темную сторону, а если скелет еще хрупок и мышцы не накачаны — психологические, личностные, — взгляд на темную сторону может быть опасен. Сама постановка вопроса "Тварь я дрожащая или право имею?" не для детей, она пробуждает гордыню, тщеславие. Она побуждает вопрос о собственной жизни: "А я тоже как Наполеон? Или лох?". Не надо этого детям, они и так мучительно решают свои вопросы. Я вот Достоевского прочитал лет в 30, и он зашел ровно как по рельсам. К тому моменту мне уже не надо было объяснять, почему Соня Мармеладова читает именно это место из Евангелия. Надо знать весь контекст, весь путь Раскольникова. И тогда человек воспринимает все правильно — как историю о падении и потом о восхождении.

Алексей Варламов: — А я категорически не согласен, я бы оставил в школьной программе именно "Преступление и наказание". Чисто на своем опыте. Я рос в обычной советской семье, и ни Пушкин, ни Гоголь, ни Тургенев не входили в противоречие с тем, чему нас в принципе учили в семье и в школе. Они были вне политики, они были выше. Достоевский же разрушил для меня советскую картину мира, и я считаю это позитивным — он заставил мои мозги работать. Можно увидеть в "Преступлении и наказании" вопрос "Тварь я дрожащая или право имею?", а я скорее читал смысл "А что я бы без Бога был?". Для советского атеистического ребенка, которого учили, что в Бога только глупые старушки верят, а Гагарин летал и ничего не видел, это все разломало. Свое подростковое переживание от прочтения Достоевского ни за что не отдам…

"Вася бомбанул хитяру"

— Как классика становится классикой?

Геласимов: — Это очень просто. Когда я был в вашем возрасте, я к классике относился как к чему–то неактуальному, старому и очевидно скучному — я лучше что–нибудь новенькое почитаю. Но в вашем возрасте у меня был неправильный взгляд. Масса художников о чем мечтает? Написать хит. Как у Басты "Сансара", на всю страну! Или вот медлячок "Выпускной" он забабахал и на всех выпускных у нас в стране его крутят. Вася (настоящее имя рэпера Басты — Василий Вакуленко. — Прим. авт.) и бомбанул такую штуку–хитяру. Но некоторым удается написать хит, который — внимание! — в хайпе сто лет! Это и есть классика.

Варламов: — Тут можно придраться. Не всегда хит сразу становится хитом. Вот вспомните французских импрессионистов — их поначалу никто не воспринимал как классиков. Чаще всего должно какое–то время пройти.
Геласимов: — Та же история с Ван Гогом. Человек иногда писал по две картины в день. Получилось общее количество полотен где–то около 600. А вы знаете, сколько он продал за свою жизнь? Две. По три франка. Сейчас каждое полотно Ван Гога — это десятки миллионов евро.

Варламов: — И с Пушкиным. Ранний он пользовался бешеным успехом, а про позднего все писали: мол, Пушкин уже не тот, он устал. И такие классические произведения, как "Медный всадник", "Повести Белкина", даже "Капитанская дочка", тогда не воспринимались как хиты. Или при жизни Чехова, например, Боборыкин был громче — так сказать, в топчике. А кто сегодня знает Боборыкина? Никто. Сиюминутный успех не всегда становится классикой.

Актёры — люди пустые

— Андрей Валерьевич, вы пришли в литературу после театра. Почему?

— Начинал я в студенческом театре. После университета поехал в Москву, поступил в ГИТИС на режиссерский, окончил его, а потом разочаровался. Самый болезненный вопрос — отношение с вашим собственным даром. Вы спрашиваете себя: насколько я талантлив? Я вас предупреждаю с этим не играть вообще. В ГИТИСе я видел, что происходит с однокурсниками. Один мой товарищ на 3–м курсе повесился, потому что счел себя недостаточно талантливым. После этого я сказал себе, что больше не буду заниматься искусством. Оно отвратительно, если убивает его носителей, когда они оказались слишком слабыми.

— Как вы относитесь к актерским трендам? Нормально ли, когда Данила Козловский играет в каждом фильме?

— Козловский уже не в тренде. Теперь Саша Петров в каждом утюге. Артисты, которые попадают в дискурс и к ним приходит успех, очень сильно рискуют. Выгорание, переутомление, различные зависимости. Потому что это неизбежно: когда вам отваливают куски денег и ради этого вы должны по две смены проводить на съемках, то отказаться вы боитесь, потому что "когда я выйду из тренда, я никому не буду нужен". Они не спят сутками и, поверьте, далеко не энергетические напитки пьют. Быстро надоедают и рано сгорают, талант выхолащивается. Я знаю массу людей, которые устали не только от Козловского, но и от Сани Петрова, который задолбал. Он и на танке, и в небе, и под землей…

— Значит, не советуете?

— Очень не советую. Я вчера вот Алексею Николаевичу говорил: актеры — люди пустые. И никчемные.

Варламов: — Актеры еще очень зависимые люди. Зачем обрекать себя на несвободу — возьмут тебя или не возьмут в спектакль, в фильм? Позовут, не позовут? Лучше быть хозяином своей судьбы.

Геласимов: — Однажды мой хороший знакомый, режиссер и продюсер Джаник Файзиев, на площадке так кричал на артистов, что я вступился за них и сказал: что ж ты так орешь на них, они же люди? Он обернулся ко мне и сказал: актеры — это реквизит. Так что лучше — на режиссерский!

Как стать писателем

— Как приходит вдохновение?

Геласимов: — Может вдохновить любая мелочь, отрывок из новостей, запах даже. Звук какой-то мелодии. Или фильм. Помню, по телевизору шло что–то из Феллини, и Марчелло Мастроянни в кадре закурил. Он так круто, так элегантно это сделал, что я скорее побежал к форточке — а я не курил тогда! — открываю, закурил и прям почувствовал, как вдохновение поперло!

— Можно ли научить быть писателем?

Варламов: — Нельзя научить писать, можно помочь научиться писать. Писательство — дело одинокое, тут никто ни помочь, ни помешать не может, но в какой–то момент человеку молодому, пишущему нужно оказаться в творческой среде среди людей себе подобных, побыть в этом вареве, чтобы у тебя был мастер, который скажет тебе, что ты из себя представляешь.

Когда к нам на дни открытых дверей приходило по 500–600 абитуриентов, наш легендарный ректор Сергей Есин говорил: "Писателями из вас будут два–три человека — процент ничтожнейший". Но должен сказать, что и остальные никуда не пропадают, потому что мы даем хорошее образование и умение генерировать письменные тексты — то, что сегодня дети не очень хорошо умеют делать: сочинения они не пишут, заполняют тесты и поэтому выразить свою мысль не умеют. Так что это имеет применение в самых важных сферах.

Геласимов: — Качество прозы, особенно когда автор начинающий, может очень сильно хромать, быть ужасающим — это не так важно. Если я вижу, как протуберанец выбирается из Солнца, мне безразличны любые ошибки. Биение таланта слышно сразу и научить ему нельзя — не наша это история…