«Лето Господне» в Тюмени. Беседа с Сергеем Арутюновым
В Тюмени онлайн прошла межрегиональная конференция, посвященная развитию детско-юношеского литературного творчества, от организаторов детско-юношеского литературного конкурса «Лето Господне». Мероприятие состоялось в духовно-просветительском центре Тобольской митрополии. Модератором выступил заместитель председателя издательского совета Русской православной церкви иеромонах Макарий (Комогоров).
Перед собравшимися также выступил лауреат Патриаршей литературной премии, тюменец по рождению – Владимир Малягин, главный редактор издательства «Даниловский благовестник», а также член жюри конкурса, доцент Литературного института, научный сотрудник Издательского Совета РПЦ, известный поэт Сергей Арутюнов. У него редакция «Тюменская область сегодня» и попросила рассказать для юных дарований Тюмени, Югры и Ямала о конкурсе «Лето Господне».
– Сергей Сергеевич, нам бы хотелось услышать от преподавателя с многолетним стажем, поэта и одного из экспертов конкурса – на что прежде всего следует обратить внимание участникам при выполнении работ?
– Во-первых, о наших критериях оценки работ: у нас так устроено, что сначала они попадают к прославленным и трудолюбивым школьным педагогам с тем самым многолетним стажем работы с учениками старшей школы.
Педагоги-словесники прочитывают тысячу (больше, на самом деле) детских работ, и выводят, какие из них действительно хороши с точки зрения раскрытия темы и грамотности. Это первичный и самый значимый этап отбора. А вот затем в дело вступает конкурсная комиссия, состоящая уже из профессиональных словесников, некоторые из которых являются еще и педагогами, но основное поле их деятельности уже почти чисто книжное. И вот здесь-то и наступает оценка второго и окончательного свойства, практически вступительная в Литературный институт или что-то около того.
Мы смотрим, есть ли в тексте живость восприятия, опуская мелкие пунктуационные просчёты и композиционную стройность. Я множество раз говорил, отвечая на вопросы педагогов и родителей, что один эпитет может выдвинуть работу в состав финалистов. Детский глаз уникален, незаменим при исследовании природы и человеческих чувств. Как говорят у снайперов и корректировщиков огня, «не замылен». Порой самое простое явление нашего общего и неотъемлемого бытия предстает изумительно выпуклым, приближенным и укрупнённым, и только оттого, что кальки, накладываемые нашей скорбной цивилизацией на молодого человека, еще не успели сработать.
Мне вряд ли удастся забыть работу старшеклассника, описавшего свою паломническую поездку на Афон. Бездна юмора, рождаемаянепосредственностью восприятия, кого угодно убедит в том, что у парня душа поэта и путешественника. Не было еще такого в нашей конкурсной истории, но хотелось бы, чтобы было, и повторилось еще не раз: монахов-охранников монастырей, поначалу принятых рассказчиком за горных ваххабитов из-за бород, гигантского роста и огромных черных джипов, только и способных штурмовать афонские кручи, кто бы еще так описал? А котов, которых он «всех перегладил» на каком-то подворье? А ночные трапезы (попробуйте-ка поесть на тамошней жаре днем), а… да что говорить, надо читать.
В сознании словесника особый вес и решающее значение обретает душевная работа над материалом, которая непременно преломляется в слове. Нужно бесстрашие, нужна открытость чувств и вообще восприятия миру, и сразу же наступит в тексте та правда, которую мы ищем в Евангелии, вот и вся суть. Просто, правда?
Мне иной раз кажется, что сам Господь или святые угодники Его помогают настроиться на наши темы… У нас – жанры: путешествие (не обязательно паломничество ко святым местам), размышление над книгой, краеведческая помета, литературоведческое эссе, и, конечно же, рассказы и новеллы, причем включая откровенную фантастику.
Есть ли «фэнтэзи»? Есть, и отличная штуковина вышла, мудрая, из неведомо каких времён. И еще одна удалась – про мужественный поединок юнца с потусторонними инфернальными духами в московском метро, оканчивающийся призывом Господа и скорой Его помощью.
В одном рассказе двое мальчишек собрали довольно шумную машину времени и с грохотом, помешавшим впоследствии, пронеслись по долинам и по взгорьям Гражданской войны. Видели степные концентрационные и фильтрационные лагеря для классово подозрительных граждан, и даже думали увезти царскую семью из последнего погибельного дома в Екатеринбурге, да техника подвела: на шум движка сбежалась охрана, и пришлось срочно сматываться, чтобы не погибнуть.
В другом рассказе сама Владычица Небесная раздаёт фиалки у метро, выдерживая разговор с крупной обывательницей, издевающейся над ее стараниями, но потом прозревающей… и так это хорошо вышло, что не описать.
Вот и вывод: обращать внимание нужно на душу, ее безмолвный порой рост, а слова придут сами. Такова наша внутренняя конкурсная «идеология», хотя на самом деле никакой идеологии, конечно, нет. Мы, например, отметили замечательную работу девушки-старообрядки просто потому, что она была отчаянно хорошо описана. И сурово. И с чувством, которое не передать:здесь и горделивая обида на мир, и торжество, и стальная уверенность в правоте своей веры, и особенное понимание времени, в которое все мы погружены. Думаете, старообрядцы – этнография? Ничуть не бывало. Как было не ободрить братьев. От единого лона же происходим…
– Я заметил, что награждаются конкурсом и педагоги, которые помогают учащимся готовиться. Какие можно дать им рекомендации? Ведь и речь шла на конференции о роли педагога-наставника, где вы замечательно рассказали о своем опыте с одаренными детьми.
– У меня действительно написана и опубликована огромнейшая статья на эту тему . Я и сам питомец, и победитель одного общесоюзного тогда конкурса. Назывался он «Судьба семьи в судьбе страны», 1983-й год… и пройдено с тех пор почти сорок лет борьбы за собственное слово, и прекрасно осознается роль наставников.
Мне неслыханно повезло: моими учителями были люди внутренне свободные: ныне здравствующий Александр Боборыкин, потомок популярнейшего писателя XIX века, попал в школу случайно, всего на несколько лет, после работы на ядерной станции. Слушал тяжёлый рок, носил длинные волосы, вел кружок любителей фантастики. Татьяна Уманская-Трусова – выпускница филфака МГУ, диссидентка, отбывавшая «андроповскую» ссылку в Забайкальском крае. Поэт Татьяна Бек – из тех же «аэропортовских» писательских кругов. На что они обращали внимание? На то, как у меня глаз горит.
Боборыкину я в седьмом классе принёс работу, в которой не Петруша Гринев, а сам Пушкин говорит с Пугачевым в дорожной сторожке на Оренбургском тракте. Пришлось читать её вслух перед классом.
Педагог-наставник способен единым взглядом, жестом – ободрить и наставить на путь, который изменит судьбу, обратит ее к слову. Наставнику не надо давить на подопечного, не стремиться сделать из него «поставщика отличий» («ой, знаете, у меня такая девочка-звездочка зажглась, мы с ней уже всюду работы подали, скоро в Москву поедем за грамотами»).
Избыточная «мотивация» буквально губит: в Литинститут иногда поступают стихотворные подборки с «приложениями» на десять страниц, и ужасаешься не качеству подачи материала, а человеческой пронырливости, понятному, в общем, стремлению к славе. Стихи обычные, «к датам», с искусственной и выверенной опытной рукой эмоцией и интонацией, но девочка – обратите внимание и учтите – лауреат шестидесяти с лишним региональных поэтических конкурсов. Куча отсканированных дипломов, список публикаций в школьном журнале – хорошо ли это? Душа – где? Товар вместо неё, подаваемый выгодной стороной...
Одаренный ребенок – дар Господень всем нам, и дар часто капризный. Запланировано ехать с ним на олимпиаду – заболевает. Какой-то конкурс – не успевает. С живым чудом сложно! В лучшем случае оно – ослик, внезапно встающий на дороге. Дети охладевают к литературе, если она показывается им только источником выгод для наставников и гордости для родителей. Зачем писать еще одно сочинение, если опять ожидают бравурные церемонии, закулисные интриги, казенные слова, музыка, печенье и питие сока из пластиковых стаканчиков?
Наставник не понукает, а предлагает и подсказывает. Он обязан понимать душу ученика, к чему она стремится, в общем и целом, и просто быть рядом, а не ходить вокруг с секатором, обрезающим вылезающие ветки экзотического куста. Чудо и есть несуразность, и понять несуразное создание может лишь такое же существо, как оно само… и это редкость.
«Дело техники» здесь как метод бесполезен: все строится каждый раз с нуля, на мелочах, ни одна из которых не может быть упущена. Вот почему с таким трепетом мы относимся к учителям, воспитавших наших победителей и финалистов: меру вложенного ими в победу труда мы понимаем, как нам кажется, всецело.
