Путешествие в Эрдене-Дзу. Рассказ
1
Последний отрог Хэнтейской гряды, Богдо-ул несколькими перетекающими один в другой могучими кряжами окружает Улан-Батор с юга. Гора считается священной, на ней издавна запрещалось охотиться, рубить лес и ставить юрты, но полвека назад хозяйственное управление ЦК МНРП при входе в одно из ущелий построило спецгостиницу “Нюхт”. По-монгольски это значит звериная нора, логово. Когда-то сюда привозили делегатов партийных съездов, участников международных конференций и закрытых совещаний, а теперь пускали всех желающих. Осенью 2004 года мы с женой снимали здесь номер. Недавно гостиницу приватизировали, от прежней эпохи остались только зеленые, с интернациональным орнаментом на темно-красной кайме ковровые дорожки в коридорах и настенная чеканка в ресторане, изображающая верблюдов, лошадей, коров и овец в комплекте со всем тем, что степное животноводство может дать человеку при социализме. До центра города было восемь километров и четыре тысячи тугриков на такси.
Стоял сентябрь, в прозрачном воздухе нагорья гребень Богдо-ула отчетливо рисовался на фоне холодного ясного неба. Cнизу я мог различить на нем силуэт каждого дерева. На склонах, среди темной зелени хвойных причудливыми желто-красными разводами выделялись участки еще не облетевшего осинника. Березовая чепора у подножия была буро-желтой. Бумажный шум увядшей листвы и ровный звон травяных дудок, в которых давно высохли последние соки, явственно слышались при слабом ветре. Если задувало сильнее, все заглушал протяжный мощный гул, идущий по вершинам кедров и сосен.
Туристский сезон заканчивался, остальные номера на нашем этаже пустовали, но под нами жили десятка два молодых монголов и монголок. При них состояли трое норвежских, как мне сказали на рецепции, миссионеров с профессионально улыбчивыми лицами и легкой походкой здоровых мужчин, привыкших быть на людях. Я отметил евангельскую простоту их трикотажных свитеров и линялых джинсов. Они обращали туземцев в лоно какой-то протестантской секты. Днем в конференц-зале проходили семинары, а вечерами в дощатом павильоне у входа в ущелье дымили жестяные печки, норвежцы со своими учениками собирались на барбекю, жарили колбаски, надували воздушные шарики и пели по-английски. Под крышей, в гирляндах искусственного плюща, горели разноцветные лампочки. Женщины крутили хула-хуп, мужчины хлопали в ладоши. Все было очень прилично. Настоящая ночная жизнь с водкой и шастаньем из номера в номер начиналась потом, когда пастыри засыпали.
