Во гневе я убил клопа: рецензия на книгу Игоря Волгина «Толковый словарь»
«Толковый словарь» Игоря Волгина… Это что? Новый толковый словарь «живого великорусского языка», по типу словарей Даля, Брокгауза и Ефрона, Ушакова, Ожегова и разных специфических словарей – фразеологии, пословиц и поговорок, диалектов, жаргонов, синонимов и антонимов, орфоэпии? Нет. Это книга избранных стихов «самого молодого шестидесятника», известного и признанного поэта, писателя, ученого, историка, достоевиста, президента Фонда Достоевского, академика РАЕН, ведущего популярной программы «Игра в бисер». «Толковый словарь» Игоря Волгина можно с полным правом назвать и словарем «живого великорусского языка», но не IX века, а уже нового времени. Словарь включает в себя лексику с древнерусских времен до наших дней. Встречается у него и прямая, без эвфемизмов, неподцензурная лексика, как неотъемлемая часть великорусского языка, но: «Матерную лексику сверх меры /Я стараюсь не употреблять». Так говорит поэт. А если он употребляет ее, то лишь в редких случаях, для усиления какой‑то своей мысли и для ее более яркой эмоциональной окраски.
Кое‑кто из наших литературных авторитетов утверждает, что рифма в русской поэзии исчерпана, изжила сама себя и что новых, не затертых рифм в русском языке осталось, может быть, пяток на всех стихотворцев. Но Игорь Волгин полностью опровергает это своей поэзией. У него в стихах такие прекрасные, такие оригинальные новые рифмы. Архаизмы Волгин соединяет со словами нового лексикона, и получаются великолепные пары‑гибриды, великолепные рифмы, которых не было ни у кого из поэтов XIX и XX века: Афоны – айфоны, денька – ДНК (а), ГОСТом – погостом, Аттила – тротила, шоры – офшоры, угль – погугль… Есть и очень смешные: Мао Цзе Дун – бздун (это слово относится не к Мао, просто рифмуется с ним). У Игоря Волгина есть все типы рифм. И они говорят о том, что русская рифма никогда не выродится, она неисчерпаема, как неисчерпаем русский язык. «Знать не зря поэт Языков / упреждал нас, дураков, /о нашествии языков/ и смешенье языков». Пушкин говорил: если поэт не чувствует рифму, тогда что он вообще может чувствовать? Игорь Волгин чувствует рифмы как мало кто из поэтов.
В телепередачах «Игра в бисер» на телеканале «Культура» Игорь Волгин всегда говорит: «Читайте классику». Сам он и читает, и знает классику, и разбирается в ней. И классика оказывает на него сильное благотворное влияние. Это чувствуется, например, и по центонам и реминисценциям, которые Игорь Волгин активно использует. Причем он не просто берет и вставляет их как инкрустацию, а слегка переиначивает, видоизменяет, подстраивает под свое перо. И делает это, как правило, с улыбкой, юмором, филологической игрой.
Например, там, где он переставляет слова из Пушкина местами, у него получается веселая инверсия: «Утром выгляну в оконце… /Так и есть: мороз и солнце. / Пишем: солнце и мороз». Или, например, Волгин ставит перед своим стихотворением эпиграф из Бориса Слуцкого: «Что‑то физики в почете, / что‑то лирики в загоне». И тут же переиначивает его, добавляя туда свою безобидную, но тонкую и острую иронию по поводу тех, кто у нас в почете: «Что‑то физики в загоне, / метафизики в почете». Или вот аллюзия из Есенина: «Как сказано, на счастье лапу / подай мне, Джойс», а не Джим». Есть в стихах Игоря Волгина и отголоски Достоевского «Во гневе я убил клопа… недолог путь и до старушки».
Юмора в стихах Волгина хоть отбавляй. Например, в стихах, где к поэту в Катуар (как в Болдино или в Михайловское к Пушкину) приходит «кот ученый»: «И кот ученый в сапогах сафьяновых ко мне заходит запросто на чай». А в стихотворении с китайской темой и с китайской словесной топонимической вязью и звукописью юмор такой, что вообще обхохочешься: «… руку простирал Мао Цзе Дун / на Тяньаньмэн – от яня и до иня». Юмор присутствует у поэта даже и в серьезных стихах. Например, в стихотворении о «режиме полового покоя», который герою (перенесшему операцию) предписывает врач. Герой подходит к этому как древнегреческий философ и считает, что «счастье возможно и без». Он лежит на диване в состоянии покоя и блаженства, вспоминает времена «полового разбоя», пишет стихи об этом и в этом находит свое удовольствие. Российская словесность выручает во всех случаях жизни. «Нас российская словесность / Выручает, как всегда», – пишет Игорь Волгин.
В стихах о любви у Игоря Волгина проявляется его романтическая, благородная натура. Когда он смотрит на «локон» девушки, ему думается «прекрасном и высоком». И он сам себе и всем советует постараться «мыслить о высоком, а о низком – мыслим мы и так». И если он влюбляется, то всерьез, и возлюбленная представляется ему «небесным твореньем», и он хочет быть для нее принцем и кандидатом в короли. Хочет видеть ее своей мадонной, даже если она «оторва из оторв» и глушит «портвейн из горла»: «Побудь, побудь моей мадонной, хотя бы в этот выходной». Он наделяет возлюбленную особенными чертами, но любит и такою, какая она есть, и даже уже и седую и не очень молодую, такая она ему еще «родней и дороже».
Мы знаем, что Тютчев написал свои лучшие стихи в зрелом возрасте, после 50 лет, а после 60 написал свои самые глубокие стихи, посвященные Елене Денисьевой. Илья Сельвинский тоже создал свои лучшие лирические стихи после 50: «Мне в пятьдесят явилась Муза». Кирилл Ковальджи писал до 87 лет, до самой смерти. Своим «Толковым словарем» Игорь Волгин доказывает, что создать высокие поэтические образцы можно в любом возрасте. В книге есть стихи, которые он написал в 20 лет (раздел «Из ранних тетрадей»), стихи, которые он написал в 30 лет (раздел «Разные годы»), и так далее до настоящего времени. И те, которые он написал в 70 лет, никак не слабее по эмоциональному накалу, но гораздо совершеннее по мастерству. В заключение своих заметок о книге Игоря Волгина хочется сказать его же словами: «Читайте классику – и не только классику прошедших времен, но и нашего времени, современную классику».