Fiction

* * *
Пруд пожарный деревенский
Отражает облака,
Сосны, ветер и шиповник,
Человека у сосны.

Вот стою над этим прудом,
Мой притоплен «телевизор»,
Выцвела его бечевка,
Износилось полотно.
Много продрано в нем дырок,
Но еще остались части
Целые, и в эти части
Попадают караси.

Иногда бывает восемь,
Иногда бывает десять,
Чаще — три или четыре,
А бывает — ничего.

* * *

Александру Орлову

Не склонный ни к метаморфозе,
Ни к тайнам, что ждут вдалеке,
Я, словно гимнаст на морозе,
На ржавом кручусь турнике.

Заснеженный двор полумертвый
То пьет фронтовые сто грамм,
То вдруг с частотой пулеметной
Лупцует по ветхим коврам,

С повадкой прищученных ябед,
Как будто в поход за Янцзы,
Старухи к ларькам ковыляют
И в школу бегут сорванцы,

Я ничего говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу.

В.С. Черномырдин
 

Писатели люди степенные и весьма положительные, но почему-то часто именно с ними происходят истории, редкие для представителей иных профессий.

Глава первая

Кукла

...Голос был неожиданный. До звонка он почему-то представлял себе плоский, с повизгиванием. Номер телефона получил накануне. Знакомая матери, узнав про его музыкальную неприкаянность, сообщила: и у подруги ее дочь, «совсем взрослая, детей пора рожать, а тоже — вздумала профессию менять»... Сама цепочка ему не нравилась: у подруги есть подруга, у которой дочь... Иногда мама начинала мысленно его женить — то на одной «дочери знакомых», то на другой, — все это он кое-как терпел, но подобные «мечтания вслух» переносил с трудом.

Полумрак, тепло — это все, что смутно помнится из самого начала. Когда я после говорил маме: «Помню, как ты кормила меня грудью», — она смеялась: «Ты выдумываешь. Ты не мог этого запомнить». Природный голод и его насыщение — быть может, и вправду это воспоминание пригрезится после. Но то живое тепло, которое и есть «мама», и тот боковой свет, что рассеивал мрак... Не ум, не сознание сохранили это тихое и спокойное ощущение, — они лишь краем ухватили что-то, — но сама телесная память: то мое крошечное тельце и глаза, которые я иногда открывал, схватили именно это.

* * *
С чего начинается классическая империя?
С огромной армии, коррупции, разврата в столице?
С тысяч богов и тотального в них неверия
И тайной мысли всех и вся — отделиться!

Никто не ценит ее очевиднейшие достоинства:
Дороги, порядок для всех, дешевые школы.
Слишком привычны ее полезные свойства,
Что-то вроде всепроникающей кока-колы.

Она — это всё, говоря по-хорошему, матрица.
Сколько ни мчись не достигнешь границы.
Поскольку бежать невозможно, начинай всматриваться
В себя, выход именно там хранится.

Скирда

Сборщик мяса

По-видимому, отсчет этих событий следует начать с того мгновения, когда, возвращаясь в свое жилище, Зайцев увидел безмятежно спящего человека под стеной десятиэтажного дома.