Fiction

***

Парит на ветру изумительный лист
и воздух над чашечкой кофе слоист.

Зевака, отслеживающий полёт,
на столик свой кофе горячий прольёт.

Салфеткой бумажной его промокнёт.
Лирической чушью пополнит блокнот.

Лист прямо к ногам опустился резной.
Как славно, что всё это было со мной.

как славно, что прошлая жизнь сожжена,
что солнечным бликом играет волна.

что жирные чайки, рыбёшку клюя,
скандалят о чём-то. Как славно, что я

вернусь в лоно матери, а не умру.
Как этот отчаянный лист на ветру.

Редактор был типичный — трубка, лысина, пуловер и какая-то печаль в глазах. Когда Степан Родионович сообщил ему, что сочинил семитомник, печаль сделалась ещё глубже.

— Но не принёс с собой.

— А что так? — поинтересовался редактор, вытащив трубку изо рта.

— Рекогносцировка, — кратко пояснил Степан Родионович.

— А? — редактор сунул трубку обратно. — Разведка?

Лето 1957 года

Окно зашторили. Повесили одеяло на дверь, чтобы из щелей не пробивался свет. Отец включил проектор. На экране замелькало светлое пятно.

Все замерли. Но начала все не было.

— Ну скоро вы? — мама чуть не хныкала от нетерпения.

— Сейчас, — отозвался отец. — Вася, зажги-ка на минутку.

Вспыхнул свет, заставляя сощуриться.

Отец просматривал ленту.

* * *
Женщины чувствуют, но не чуют,
Иногда удивительно бывают глухи,
Не догадываются, кто с ними ночует,
И зрелые, и особенно молодухи.

Гроссман серый писатель, нудный,
Мастер текста стертого, плоского,
Но сделал фокус, и очень трудный,
Увел жену у самого Заболоцкого.

* * *
Мы ищем след в реальности сплошной,
Откуда прозвучал бы выдох духа.
Такой услышал в свое время Ной:
Господь слегка коснулся его слуха.

Невысоко поднялся Рай над ней
Она всех слов умней всех ласк нежней
Да тело сброшено Душа нагая
Парит над миром людям помогая

Она в стихах похожих на стрекоз
Вся в лепестках рифмующихся роз
Она в стихах конечно же в стихах
И в нотах тающих в сверхзвуковых верхах

Растаевшего тела нотный стан
Поставленный на нотный пьедестал
Бессмертных тел стихов парящий  рой
Сияющий играющий игрой

Играй - и эхо вторило - Игр_Рай
Игррай игррай игррай игррай игррай

* * *

Я давно перешёл за порог

двадцать первого века.

От него я, пожалуй, далёк,

как от альфы — омега.

Не будите меня по утрам

ни подруги, ни дети.

Я, наверное, всё ещё там —

в миновавшем столетьи,

где дурных не бывает вестей

и исходов летальных,

где блаженство любовных сетей,

а не блажь социальных.

Может, памятью я слабоват —

но на зависть европам

выдавал телефон-автомат

газировку с сиропом.

И зазывно гремели хиты

Да и что есть в мире, кроме собак? Кого еще можно окликнуть на этой обширной и пустынной земле?

Франц Кафка. «Исследования одной собаки»