Москва

 «Натура он сложная, во многом противоречивая, необузданная, размашистая»

Среди шукшинских рабочих записей есть такая: «Я со своей драмой питья — это ответ: нужна ли была коллективизация? Я — ВЫРАЖЕНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА».

К 140-летию со дня рождения С.В. Рахманинова

Эти места — «почтовый ящик №...» — в жизни обзывались просто «ящиками». «Где устроился?» — «Да в ящике одном...» — почти обиходный инженерный разговор. Образ технаря, который «отсиживал» здесь с восьми до пяти или с девяти до шести, был «общеизвестен»: тихий очкарик, погруженный в чертежи, схемы или программы. Но здесь, в этой среде, попадались — не так уж редко — люди неожиданные, ничем не похожие на «среднего очкарика».

1. Из дали времен

Человек приходит в мир не с первым криком, но с первым воспоминанием. В то самое мгновение, когда все, что вокруг, видится словно бы изначально и сознание пробуждается навстречу неожиданному впечатлению: ты, маленький, — в большом мире.

В первый раз он ощутил себя таковым в два с половиной, когда семья — еще неполная (не появились на свет его младшие сестры) — переезжала из Сучана в Рухлово. Был год 1918-й, поздняя весна или начало лета. Тихое солнце, Хабаровск (позже ему иногда думалось: быть может — Владивосток).

Как повысить квалификацию?

Словосочетание «Мастер и Маргарита» в те далекие семидесятые годы завораживало само по себе. Те, кто уже прочитал, говорили: это роман о любви — раз, об Иисусе Христе — два, и великолепная сатира на советскую власть — три. Долго не получалось раздобыть книгу, и уж когда раздобыл, жадно впился в нее зубами, ожидая исполнения всех пунктов программы, как ребенок вожделеет получения желаемых подарков от Деда Мороза.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

25 марта 1944 года. Пос. Городок, тылы 43-й и 6-й гвардейских армий 1-го Прибалтийского фронта.

— В последний раз с ним еду, — тихо сказал сержант Черпаков, сплюнул и ударил каблуком ялового офицерского сапога в середину затянутой тонким льдом лужи перед бампером «студебеккера».

Визит луны

Искрятся в тишине и холоде
Луны ленивые лучи,
И хриплый смех гулящей молоди
Стихать не думает в ночи.

Пар изо рта струится тающий
Вверх, как таинственная речь:
О, континент, средь туч блистающий,
Мой долг тебя предостеречь.

Ты опустился, ты касаешься
Верхушек обомлевших слив,
Мне страшно, что не опасаешься
В сердцах поднять слепой прилив

Стеклянной жути, хладной вялости,
Смешать любовные дела
И души, от нездешней шалости
Все в изморози добела.