Леонид Юзефович: «Книга еще никого ни от чего не спасла»

В конце сентября в «Редакции Елены Шубиной» (АСТ) вышла новая книга лауреата премии «Большая книга» Леонида Юзефовича — повесть «Поход на Бар-Хото». Это вымышленные мемуары никогда не существовавшего русского офицера, капитана Бориса Солодовникова, служившего военным советником в монгольской армии в 1912–1914 годах, когда Монголия уже провозгласила свою независимость от Китая, но Китай ее еще не признал. В 1930-х, оказавшись в ссылке в Забайкалье, он вспоминает события, участником которых был двадцать лет назад, прежде всего — осаду монголами китайской крепости Бар-Хото. О своей книге, любви к Монголии и борьбе человечности со стихией ненависти Леонид Юзефович рассказал Марии Башмаковой.

— Главный герой вашей новой повести — русский офицер, капитан Борис Солодовников, служивший военным советником в монгольской армии в 1912–1914 годах. Чем вас привлекла его история? Или не столь важен сам Солодовников, сколько мир, в котором он очутился? События, очевидцем и участником которых он стал?

— Одно тут неотделимо от другого. Я рассказываю о войне монголов с китайцами за национальную независимость, естественно было показать ее глазами военного человека. С другой стороны, мой герой — русский, и, хотя воюет он на стороне монголов, это позволяет ему быть свидетелем относительно объективным. К тому же он военный интеллигент, каких немало встречалось в старой русской армии. Его взгляд не замутнен высокомерием «белого человека» в Азии.

— Основой вашей новой повести стала «обретенная рукопись» — вымышленные мемуары Солодовникова. Почему вы выбрали этот жанр?

— Потому что в прозе, написанной от первого лица, органичнее смотрятся авторские размышления об истории, о человеческой природе, о жизни как таковой. В моем возрасте они для меня не менее важны, чем сюжет и характеры персонажей.

<...>

— Монголия, описанная в «Походе на Бар-Хото», это реальная страна или все-таки миф о ней?

— И то и другое. Тешу себя надеждой, что любовь дает мне право преобразить ее в странный волнующий мир, где хочется побывать. Пусть я его и приукрасил, но не знаю никого, кто съездил бы туда и вернулся разочарованным. Когда сходишь с самолета в аэропорту Улан-Батора, тебя встречает туристический слоган на английском, японском, немецком и русском: «Монголия — единственное место на земле, не испорченное человеком». Это, конечно, не вполне правда, но часть правды тут есть.

<...>

— Можно ли сказать, что взаимоотношения Монголии с дореволюционной, а потом и советской Россией — это отношения империи и колонии?

— Нет, нельзя. Россия небескорыстно, разумеется, поддерживала стремление монголов освободиться от власти Пекина, но тут ее государственные интересы совпадали с интересами самих кочевников. При содействии русской дипломатии Внешняя Монголия получила статус автономии в составе Китая, а на деле стала российским протекторатом. В советское время ее положение мало отличалось от положения восточноевропейских стран, после Второй мировой войны ставших сателлитами СССР. Идеология, общественное устройство и внешняя политика определялись в Москве, но в политике внутренней допускалась известная самостоятельность. Массового переселения сюда русских, как в республиках Средней Азии, тоже не было. Зато работало множество советских специалистов в горнорудной промышленности, в медицине, высшем образовании. Поэтому каких-то значимых антироссийских настроений в Монголии не возникло ни в 1990-х, ни позже. Здесь все помнят, что во Внутренней Монголии доля монгольского населения составляет 18% и продолжает сокращаться. Между прочим, в 1960-х, в годы китайской «Культурной революции», там, во Внутренней Монголии, хунвейбины уничтожили бережно сохранявшуюся в течение семи столетий юрту Чингисхана.

<...>

— По давней культурной инерции в сложные времена от книг известного писателя читатели ждут «прозрений», «указаний» и советов, возлагая, видимо, на книгу свои надежды как на нить Ариадны в лабиринте сомнений и тревог. А что читали в течение последнего года вы, насколько книги сейчас для вас важны? И стоит ли от них ждать путеводного света?

— Книга еще никого ни от чего не спасла. Слова об исходящем от литературы «путеводном свете» вызывают у меня саркастическую усмешку. При этом книги для меня важны по-прежнему, хотя современных писателей я читаю все реже. В последнее время перечитываю русскую классику XIX века и поражаюсь, насколько она до сих пор актуальна. Если кто и способен что-то нам объяснить про нас самих, так это все те же Гоголь, Тургенев, Достоевский, Толстой, Чехов. При этом никаких советов они не дают и никакого выхода из лабиринта не указывают.