Вспоминая Чингиза Айтматова. Трудности и удачи переводов. Интервью с Валерием Модестовым
В юбилейные дни в Бишкеке прошло Международное научно-методическое совещание специалистов по творчеству Чингиза Айтматова, на которое приехала и большая группа ученых из Москвы. Выступал там с докладом и автор «Вечерней Москвы», профессор кафедры художественного перевода Литературного института имени Горького, доктор филологических наук Валерий Модестов. Мы поговорили с ним об Айтматове и важности искусства перевода.
— Валерий Сергеевич, вы — переводчик, автор книги об искусстве художественного перевода — в Бишкеке выступили с докладом «Автоперевод или авторская версия оригинала — загадочная страница творчества Чингиза Айтматова». Чем он для вас интересен?
— Творчество Айтматова — уникальное для переводоведения явление, дающее богатейший материал для исследования проблем перевода и самоперевода — с точки зрения верности оригиналу и художественности, языковой проблематики, переводческого языкотворчества, авторского стиля и связи языка перевода с жизнью языка оригинала. У произведений Айтматова была, кстати, в смысле переводов счастливая судьба — более 100 его произведений были переведены даже на редкие языки, включая албанский, баскский, вьетнамский.
— Он писал лишь на киргизском?
— Нет, его произведения можно разделить на три блока: написанные на киргизском языке и переведенные на русский переводчиком А. Дмитриевой («Джамиля» и др.); написанные на киргизском и переведенные на русский самим Айтматовым («Тополек мой в красной косынке») и блок произведений, написанных на русском («Белый пароход», «Плаха»). Только киргизы и русскоязычные читатели имеют возможность читать Айтматова в оригинале.
— А вы, кстати, считаете перевод ремеслом или искусством?
— Художественный перевод — это искусство. Искусство интерпретационное, сродни искусству дирижера, режиссера, требующее от тех, кто им занимается, воображения, фантазии, умения образно мыслить и стилистического чутья. Переводчик должен оставаться за кулисами созданного им произведения, не пытаясь подменить собой автора оригинала. Как замечал поэт Семен Липкин, «когда переводчик заглушает автора, мы теряем ощущение подлинности, первородности, но когда переводчику самому нечего сказать людям, то и автор становится немым». Сегодня исследователи говорят о функциональной эквивалентности перевода, или о «теории скопос» (skopos theory): перевод и оригинал должны производить одинаковое воздействие на читателя.
— Порой произведения в неудачном переводе нечитабельны.
— Результат труда переводчика зависит от его литературного таланта, знания им родного и иностранного языков, его образованности, культуры и присутствия не поддающегося определению «чуть-чуть» («все вроде так же, да не так»).
Как говорит народ: «Из одной мучки, да разные ручки». Талант! Важна и его художественность.
— А насколько важна точность?
— Бессмысленно настаивать на полной идентичности того, что получает читатель перевода, с тем, что получает читатель оригинала; даже в лучшем переводе «утраты» и «приобретения» неизбежны. Любое произведение уникально, и даже «самоперевод» (вспомним В. Набокова, Ч. Айтматова, И. Бродского и др.), есть не что иное, как другой оригинал, своего рода авторская копия.
