Прочтение. География: современная итальянская литература
Новый лонгрид проекта «География» посвящен современной итальянской литературе. Мы начали собирать материал в конце 2019 года, а основной объем работы пришелся на период карантина.
В процессе сбора материала выяснилось, что русскоязычному читателю довольно трудно получить объективное представление о современной литературе Италии: некоторые авторы «сверхпереведены», другие — «недопереведены», а многие ключевые писатели и писательницы XX-XXI веков и вовсе не изданы. Поэтому лонгрид начинается с вводного раздела, посвященного проблемам издания итальянской литературы в России. В него входят материал, основанный на статье Анны Ямпольской, и ее рассказ о тематических выпусках журнала «Иностранная литература», а также комментарий специалиста по авторским правам Ирины Волковой. Кроме того, мы попросили некоторых участников проекта посоветовать книги, которые, по их мнению, стоит перевести.
Раздел «Проза» состоит из двух блоков, первый — о литературе XX века. В нем говорится о не самых очевидных авторах: Джованнино Гуарески, Курцио Малапарте, Пьере Паоло Пазолини и Джузеппе Томази ди Лампедузе, Леонардо Шаше и Андреа Камиллери, Карло Эмилио Гадде. Ранее мы также опубликовали рассказы писателя, журналиста и сценариста Эннио Флайяно «Незнакомец» и «Зевок» в переводе Риты Тур.
В блоке о современной прозе речь идет об известных российскому читателю Роберто Савьяно, Элене Ферранте, Алессио Форджоне, Франческо Пикколо, Паоло Джордано и Паоло Коньетти, а также авторах, до недавнего время неизвестных в России, — Джузеппе Дженне и Розелле Посторино. Также здесь помещены тексты об Альдо Нове и Тициано Скарпе. Наконец, в блоке упомянуты Алессандро Барикко, Никколо Амманити, Вальтер Сити, Донателла Ди Пьетрантонио и Доменико Старноне.
Раздел «Поэзия» начинается с рассказа о крупнейшем поэте XX века Эудженио Монтале и его ученице Марии Луизе Спациани. Затем помещены комментарии Паоло Гальваньи, куратора серии о современной итальянской поэзии в издательстве Free Poetry, и Татьяны Грауз. Наконец — текст о поэте Луиджи Соччи.
Крупнейшим итальянским интеллектуалам (Клаудио Магрису, Роберто Калассо и Умберто Эко) посвящен раздел «Нон-фикшен». Кроме того, в этой части представлены тексты об историке Карло Гинзбурге и философе Джорджо Агамбене.
В итальянском выпуске проекта «География» нам впервые удалось сделать раздел о комиксах и графических романах.
Еще одно нововведение лонгрида — раздел о детской и подростковой итальянской литературе. Часть материалов посвящена живым классикам — Бьянке Питцорно, Сильване Гандольфи, Беатриче Мазини, Роберто Пьюмини. Читатели познакомятся с авторами итальянского янг-эдалта, такими как Гвидо Згардоли, Давиде Морозинотто, Габриэле Клима, Паола Дзнанонер, Манлио Кастанья. Из других материалов раздела стоит отдельно отметить рассказы о книгах Паолы Перетти и Луиджи Баллерини. Наконец, представлены и комиксы для детей и подростков, созданные Робертой Балеструччи Фанчеллу и Барбарой Кантини.
Надеемся, что этот выпуск поможет читателям с новой стороны взглянуть на современную литературу Италии. А мы, в свою очередь, продолжим знакомить вас с интересными материалами об итальянском книжном мире.
Дарья Кожанова
Куратор проекта
РЕКОМЕНДАЦИИ КНИГ ОТ ПЕРЕВОДЧИКОВ
Козлова Марина Андреевна, переводчик, литературовед
Думаю, издателю, который хочет выпустить что-то из актуальной литературы, стоит заглянуть в «итальянские номера» журнала «Иностранная литература» и приглядеться к авторам. Я замечаю, что в корпусе переведенной с итальянского литературы есть очень заметные «неровности», то есть, например, на фоне обилия переводов классиков Возрождения малые формы представлены фрагментарно, вплоть до сборников XIX-XX века, так же обстоит дело с рассказами; это все советские издания, возможно, было бы неплохо сделать не антологию, а сборники рассказов и новелл отдельных авторов, мне бы, например, очень хотелось увидеть рассказы Иджинио Уго Таркетти.
Отдельные авторы XX века (Буццати, Кальвино, Моравиа) и современные в большом количестве переведены на русский, как тот же Роберто Савьяно, или Алессандро Барикко, Никколо Амманити, Клаудио Магрис, фрагментарно переведены рассказы Стефано Бенни, Джанрико Карофильо; не так много закрепившихся новых имен, тот же Алессандро Д’Авения у нас представлен одной книгой — «Белая как молоко, красная как кровь», причем, с переизданием, а другие и более интересные его книги остались без внимания. Примерно то же с Никола Ладжойя, есть очень симпатичная его книга Riportando tutto a casa.
ПРОЗА
Солонович Евгений Михайлови , переводчик
ЛЕОНАРДО ШАША
Очень давно я перевел одну из новелл Леонардо Шаши «Американская тетушка», и, как ни странно, ее опубликовали в библиотечке «Огонька», которая в то время продавалась огромными тиражами. Спустя какое-то время я перевел его историческую повесть «Смерть инквизитора», а затем — для другого сборника — новеллу «Винного цвета море». Был еще рассказ «Смерть Сталина», который мне когда-то очень понравился, но напечатать его в советское время было, конечно, нельзя. И я про него вспомнил с большим опозданием и перевел в 1989 году для журнала «Иностранная литература», только попросил указать дату написания — 1956 год, — чтобы не возникало обманчивого впечатления, что Шаша таким образом откликнулся на актуальные события.
Когда в «Рудомино» решили подготовить книжку и попросили меня это сделать, то я с удовольствием ее составил и тем самым отдал долг Шаше, которого я очень любил и уважал и с которым дружил. В России его очень давно не издавали, и важно было вновь познакомить российского читателя с итальянским классиком. Для этого сборника я перевел рассказ «Дальняя дорога», в честь которого книга получила название. В нее вошло все то, что было переведено ранее у Шаши: рассказы «Американская тетушка», «Смерть Сталина», «Антимоний», «Дальняя дорога», «Винного цвета море», повесть «Смерть инквизитора», романы «Когда днем прилетает сова» и «Контекст. Пародия», пьеса «Депутат».
Шаша прекрасный стилист, и он много писал о Сицилии, которая была известна только по произведениям Джованни Верги и Луиджи Пиранделло, — но и современная Сицилия с ее проблемами представляет большой интерес. Все знают слово «мафия», все знают, кто такой «мафиози» (это слово у нас упорно употребляют в единственном числе, и я против этого всегда возражаю и пишу «мафиозо»). Шаша интересен своей сицилийскостью, хотя в его текстах нет сицилийского диалекта.
Ямпольская Анна Владиславовна, переводчик
СОВРЕМЕННАЯ ИТАЛЬЯНСКАЯ ПРОЗА
У меня смешанное впечатление от того, как итальянская литература представлена на русском языке. Нельзя сказать, что итальянцем переводят мало — напротив, переводят довольно много, приятно, что интерес к итальянским авторам проявляют многие издательства. Сама я долгие годы с удовольствием сотрудничаю с издательством Corpus. Помимо того, что Corpus выпускает сочинения Умберто Эко, издательство внимательно следит за новинками, особенно книгами, удостоенными престижных наград (например, премии «Стрега). Благодаря этому наш читатель познакомился с такими многообещающими авторами, как Паоло Джордано и Паоло Коньетти. В целом же, насколько я могу судить, в последние годы российские издательства нередко ориентируются на рейтинги продаж или слепо доверяют литературным агентствам, предлагающим перспективных авторов. Боюсь, что порой издатели хватаются за горячие новинки, не всегда осознавая, насколько эти книги будут интересны у нас.
Я всегда с большим интересом читаю отзывы на сервисах вроде «Лайвлиба», на сайтах интернет-магазинов «Озоне» и «Лабиринт»: любопытно понять, как наши читатели воспринимают итальянскую литературу, насколько их реакция отличается от реакции самих итальянцев. Например, я не ожидала, что среди авторов, которых я переводила для издательства Corpus, — Джордано, Коньетти и Паоло Соррентино — наибольшую популярность завоются Соррентино с книгой рассказов «Не самое главное». Я долго сомневалась, прежде чем браться за этот перевод, потому что прекрасно понимала: Соррентино — талантливый режиссер, но не блестящий писатель, это не высокая литература, не образец стиля, а сборник занимательных сюжетов из итальянской жизни — по сути, короткометражные фильмы на бумаге. Видимо, кинематографичность этих историй и подкупила читателей: первый тираж разлетелся, вышло переиздание.
А вот на Джордано и Коньетти многие читатели жаловались: мол, в их книгах все скучновато и тоскливо, много нытья, натужного психологизма и любования собой, мало событий, слишком медленный ритм повествования, блеклый язык. Кстати, сдержанная манера, которая нам иногда кажется бесцветной, сегодня характерна для многих итальянцев: например, тот же Коньетти признавался, что перенял ее у американцев, для него образец стиля — американские short stories и Хемингуэй с принципом айсберга. Кстати, такую прозу бывает сложно переводить на русский, для нас картинка получается слишком абстрактной, нам не достает подробностей. Проявляется это даже в названиях предметов одежды: например, у Паоло Джордано с первой до последней страницы романа «Человеческое тело» на женских персонажах надето нечто, что он называет maglia, причем слово maglia обозначает все что угодно — от свитера до футболки.
Ткаченко Ольга Юрьевна, филолог, переводчик
ЭЛЕНА ФЕРРАНТЕ
К творчеству Ферранте я, без сомнения, отношусь необъективно после двух лет непрерывной работы над тремя книгами «Квартета». Но я помню свое первое впечатление от «Моей гениальной подруги»: я ей поверила! Поверила автору, поверила рассказчице, поверила книге. Мне кажется, что главная составляющая успеха Ферранте — именно достоверность текста. Достоверность не объективная (научная), а субъективная — основанная на вере и узнавании, сотканная из актуальности и честности.
Наверное, самая частая мысль, проскакивающая в отзывах на «Неаполитанский квартет», — мысль об узнавании читателем себя в этих книгах (не случайно на форумах, посвященных творчеству Ферранте, часто можно встретить голосования из серии «Кто ты — Элена или Лила?»). Достоверность и эффект узнавания для автора текста, несомненно, входили в число художественных задач. Например, часто приходится слышать критику «повисающих» эпизодов Ферранте, якобы не находящих продолжения и не получающих логического завершения в тексте (в топе эпизод с краткосрочным исчезновением старшего сына Лилы — Рино). Но это же явный прием, особое «не знаю» автора, которое позволяет читателю общаться с персонажами напрямую, без посредника, и в значительной степени обеспечивает текстовую достоверность.
Конечно, отчасти добавляет привлекательности книгам и желание автора сохранить анонимность. Однако я бы не преувеличивала значение загадки Ферранте: если анонимность автора и может привлечь внимание к книге, то удержать это внимание, не превратить интерес в разочарование под силу только тексту. А у Ферранте очень качественные тексты: продуманные до мелочей, умные и захватывающие.
<...>
У Ферранте немало слов-вызовов для переводчика. Например, если в России решатся издать сборник Frantumaglia, мне очень интересно, что будет написано на обложке. Мне пока кажется, что это название непереводимо. Упоминание диалекта в романах Ферранте — это исключительно важная характеристика персонажа и его состояния. Одна из главных скрытых тем романа — тема языка, крепко связанная с темой образования. Не будет преувеличением сказать, что «Неаполитанский квартет», в числе прочего, — это роман о языке. Образование и речь для персонажей определяют судьбу; возможность и невозможность получить образование открывают пропасть между Эленой и Лилой, а их намеренный отказ от диалекта (Элена) и литературного языка (Лила) в ключевых эпизодах эту пропасть увеличивает. Литературный язык и диалект становятся своего рода диагнозом (а иногда и приговором) для героев-неаполитанцев: так, на диалекте у Ферранте говорят не просто персонажи, а несчастье, нищета, надрыв, отчаяние, насилие, ярость. При этом важно, что самого диалекта в тексте практически не слышно, ведь героиня-рассказчица на протяжении всей жизни старается сбежать от этих его спутников.
<...> Был ли адресован «Квартет» широкой аудитории, претендовал ли исходно на коммерческий успех? Конечно, да. Он поднимает острые социальные темы, на которых играет коммерческая литература разного уровня, имеет черты популярных жанров: и любовного романа, и детектива. Но не ограничивается этим. Уникальность этого текста в его многоплановости и многозадачности. Нечасто встретишь мелодраму, поднимающую совершенно непопулярные в массовой литературе проблемы образования, воспитания, языка, автора и героя. Благодаря своей многоплановости этот довольно пластичный текст умеет подстраиваться под публику: соотношение в нем массового и немассового зависит скорее от читателя и количества слоев текста, которые он видит.
Ямпольская Анна Владиславовна, переводчик
КЛАУДИО МАГРИС
В Италии Клаудио Магрис считается живым классиком, его произведения проходят в школе, они давно стали частью литературного канона. Писателя неоднократно выдвигали на Нобелевскую премию, он удостоен многочисленных наград как у себя на родине, так и за рубежом. В России вышли два романа Магриса — «Другое море» (перевод Валерия Любина) и «Вслепую» (перевод Александры Долгих и Валерия Любина). Поскольку Магрис воплощает блестящую европейскую традицию интеллектуальной литературы, в 2008 году, составляя итальянский номер журнала «Иностранная литература», я не могла обойти его вниманием: в разделе «Статьи, эссе» опубликована статья Магриса «Литература и право: противоположные подходы ко злу» (также перевод В. Любина). Первоначально планировалось, что и «Дунай» выйдет в переводе главных отечественных специалистов по Магрису Валерия Любина и его ученика Игоря Левина, однако что-то не сложилось и книгу предложили перевести мне. Жаль, что наши читатели знакомы только с малой частью творчества Магриса: вероятно, дело не только в том, что это чрезвычайно трудный автор, но и в том, что подобные книги не очень хорошо продаются и без грантовой поддержки издательства рискуют на них как минимум ничего не заработать.
Переводить Магриса было не очень просто. Прежде всего, его книга носит энциклопедический характер, она опирается на обширный материал об истории и культуре Европы, причем зачастую не на самые очевидные и доступные сведения. Хотя по просьбе издателей главы «Дуная», посвященные разным странам, вычитали и проверили переводчики с соответствующих языков и все сделанные ими замечания были учтены, в тексте все равно остались досадные ошибки. Очень надеюсь увидеть в недалеком будущем переиздание, для которого я заново отредактировала всю книгу. Другая сложность заключалась в том, что Магрис обильно цитирует разнообразные источники, но никогда их не указывает, так что порой проверка фактов превращалась в настоящий детектив. Например, наткнувшись на упоминание о странствии аргонавтов, подтверждения которому мне никак не удавалось найти, я обнаружила, что писатель, скорее всего, позаимствовал их из обычного туристического путеводителя, а уж на что опирался автор путеводителя, мы вряд ли выясним.
В самых отчаянных случаях я писала самому Магрису, и он никогда не отказывал в помощи. Однако он исходит из принципиальной позиции, что «Дунай» — не документальный текст, а художественное произведение, поэтому он попросил ни в коем случае не делать в книге комментариев (их нет ни в одном из изданий книги, а ее перевели почти на тридцать языков). Как объяснил мне Магрис, снабдить книгу примечаниями означает «уничтожить ее, добиться того, что ее будут воспринимать неправильно, почти как научный текст, а не как причудливые фантазии романиста, пусть и основанные на реальности — как, впрочем, и почти вся художественная литература. Не стоит давать объяснения по поводу персонажей и мест, с которым российский читатель мало знаком или совсем не знаком [...] Я полагаю или, по крайней мере, надеюсь, что, даже не зная точно, кто такой Саба или Зингер, читатель интуитивно поймет, почему он появляется в этот момент, какова его роль в моей истории, в путешествии по жизни, которое совершает главный герой, а не я, хотя от меня у него очень многое [...]. Взяв для примера великую книгу, подчеркну, что было бы ошибкой в примечании к переводу „Войны и мира“ объяснять, кто такой Багратион, это разрушило бы смысл повествования...». Забавно, что подобная позиция возмутила многих читателей, которые ожидали, что роман — Магрис рассматривает «Дунай» именно как роман — выйдет с пространными комментариями.
<...>
У Магриса есть и другие замечательные книги, сходные по жанру с «Дунаем»: это, например, «Микрокосмосы» (Microcosmi), которые принесли писателю престижную литературную премию «Стрега», и «Бесконечно путешествовать» (Infinito viaggiare). В первой книге Магрис описывает близкие ему места в Италии и других странах: кафе Сан-Марко и городской парк в Триесте, рыбацкие деревушки в лагуне Градо, хорватские острова Керсо и Луссино, поселения около горы Монте Невозо в Словении. Вторая книга представляет собой сборник путевых и мемуарных заметок, написанных с 1981 по 2004 год. Все они принадлежат к «фирменному» магрисовскому жанру — это гибридные тексты, то ли художественная проза, то ли травелоги, нечто на границе между fiction и non-fiction. Подкупает и то, что в произведениях Магриса насыщенное интеллектуальное содержание органично сочетается с автобиографическим началом: в «Дунае» мне очень нравятся полные человеческого тепла фрагменты, в которых писатель рассказывает о друзьях, вспоминает детство. Искренность автора, безусловно, идет книге на пользу — в этом смысле «Дунай» очень откровенная, даже исповедальная книга.
Важно, что Магрис не выпячивает свои энциклопедические знания, и в этом он также удивительно «органичен»: он не стремится поразить своей эрудицией, продемонстрировать превосходство, он просто не умеет думать и писать иначе. Возможно, я ошибаюсь, но в этом мне видится замечательная итальянская особенность, ведь в Италии до сих пор ценится гуманитарное образование, выпускник классического лицея, филологического или философского факультета, пользуется в обществе уважением. Мне кажется, еще и поэтому Магрис так мил итальянцам: читая его книги, они словно поднимаются на ступеньку вверх, ощущают себя желанными гостями на интеллектуальном пиру — писатель льстит своим читателям, открывая им двери в мир избранных.
Полный текст — на сайте журнала.
